На второй день восстания был без суда и следствия расстрелян и полковник Константин Лебедев, начальник старого штаба заговорщиков, которого Перхуров, принимая во внимание преклонный возраст офицера, отпустил домой сразу же после захвата артиллерийских складов. В «Красной книге ВЧК» это событие описывается с плохо скрываемой иронией: «В военный комиссариат Ярославского военного округа за несколько недель до контрреволюции поступил на службу бывший начальник 12 запасной бригады полковник Лебедев. Этот полковник, перешедший в лагерь контрреволюционеров, надев на себя солдатские лохмотья, пробирался к нашим позициям как разведчик. На вопрос патруля: „Кто идет?“ – солдат скромно ответил: „Бывший полковник“. Препровожденный в штаб Красной армии, этот полковник был опознан, и все его предательские проделки раскрыты». И в этом случае реальность оказалась куда более трагичной, на что указывает один из отрывков воспоминаний комиссара Петровичева: «Однажды, выходя из штаба, вижу кучу красноармейцев, понукают какого-то человека, заставляя идти вперед к штабу. Человек этот был высокого роста, в простом штатском картузе, в толстой холщовой рубашке, на которой ни ремня, ни пояса не было, какие были брюки, не помню, кажется, черные, в простых русских сапогах. Человек этот повторял на понукание красноармейцев, что он солдат. Провели его в вагон. Я пошел посмотреть и вижу – точно бы полковник Лебедев, быв. нач. гарнизона Ярославля при Керенском, но все же сомневался, т. к. черты лица его сильно изменились или же лицо сильно было покрыто пылью и оттого выявился иной вид. Я решил понять, спрашиваю: „Полковник Лебедев, Вы“. „Я“, – отвечает он. Красноармейцы, видя с его стороны обман, немедленно вывели его из вагона и тут же расстреляли. Все это произошло так быстро, что я не успел ни сам остановить, ни штабу об этом сказать, чтобы узнать от него, как и с какой целью он попал в линию красноармейцев и каково положение белых; хотя он, может быть, ничего бы и не сказал или сказал не то, что есть на самом деле, но после меня этот вопрос интересовал».
Между тем в Москве наконец-то стали осознавать серьезность происходящих в Ярославле событий. На заседании большевистской фракции 5-го съезда Советов Я.М. Свердлов сделал внеочередное заявление о мятеже в Ярославле. Тогда же прозвучал призыв, адресованный ярославским коммунистам, сплотиться для скорейшей ликвидации мятежа. Делегатам от Ярославской губернии было предложено возвращаться домой для организации подавления белогвардейского восстания. При этом подчеркивалось, что надо добираться как можно быстрее, действовать по обстановке, но решительно, а главное – во что бы то ни стало удержать железнодорожный мост через Волгу. Делегаты съезда П.А. Будкин, К.Е. Бабич, О.И. Розанова и другие немедленно выехали в Ярославль. К.Е. Бабич, председатель Ярославского губревкома в период мятежа, вспоминал: «С большим трудом добрался я до Ярославского вокзала, но выехать не смог: остатки меньшевиков в руководстве профсоюза железнодорожников объявили нейтралитет и остановили движение. Помог мне военный комендант. Он выяснил по телефону, что со станции Лосиноостровская должен вскоре отправиться бронепоезд… Через дежурного по станции я связался с командиром бронепоезда. Тот вначале отказался взять меня, заявив, что не может допустить посторонних на бронепоезд. Помог мандат, выданный мне Свердловым… Наконец мы прибыли на разъезд Хожаево. С командиром бронепоезда договорились, что он отправится отсюда к железнодорожному мосту через Волгу и примет все меры, чтобы отбить его».
В Ярославль стали прибывать и красные отряды, направленные из соседних городов. Одними из первых на подступах к Ярославлю оказались красные бойцы из Кинешмы, города, расположенного вверх по течению Волги (Ивановская область). Во время июльских событий в Ярославле в составе Кинешемского гарнизона насчитывалось более 700 бойцов. Из них чуть более двухсот приняли участие в боях. Исследователи сообщают, что 1-й Кинешемский Советский Красный полк начал формироваться весной 1918 года. К 6 июля в его составе имелись: 1-я рота (59 чел.), 2-я рота (76 чел.), 3-я рота (102 чел.), пулеметная команда (35 чел., 6 пулеметов «Максим»), команда конных разведчиков (36 чел.), нестроевая рота (82 чел.) – всего 13 командиров и 372 красноармейца. Командиром полка был Тарабаров, комиссаром – Лазарев. Квартировал полк в летних лагерях на Межаковом поле.
7 июля, в связи с угрозой распространения ярославских повстанцев вниз по Волге, в Кинешме была объявлена мобилизация коммунистов, которые в числе 91 человека были вооружены и переведены на казарменное положение. Подобные меры предпринимались также в Костроме, Иваново-Вознесенске – Ярославль, по сути, должен был оказаться в «тисках блокады». Если же говорить о составе гарнизона города Кинешма, то в него вошли также вооруженные рабочие и дружинники с местных заводов и фабрик. Каждая из рабочих дружин насчитывала от 10 до 50 человек, всего же дружинников было около 250. 7 июля 137 стрелков 1-й и 2-й рот, 19 пулеметчиков, в распоряжении которых было два пулемета, и 9 нестроевых солдат 1-го Кинешемского полка вместе с двадцатью оперативно мобилизованными коммунистами были направлены по железной дороге в Ярославль. Двигались они по пути, пролегавшем через станции Середа и Нерехта. Под Ярославль бойцы из Кинешмы приехали вечером 7 июля, а через пару дней к ним прибыло подкрепление в составе 40 человек. Почти сразу же эти отряды начали прорываться к Городскому валу и пытались закрепиться на этом стратегически важном объекте городской окраины. Впрочем, все эти попытки были безуспешными. Каждый раз кинешемцев отбрасывали назад – повстанцы очень умело использовали местную застройку, останавливая атакующих красноармейцев пулеметным огнем. Надо отметить, что, несмотря на то, что восставшие испытывали явный недостаток артиллерии, пулеметов у них был едва ли не переизбыток. Председатель РВК северных железных дорог докладывал: «Белогвардейцы засели с пулеметами в зданиях. Наши делали наступление не совсем удачно, ждут помощи каждую минуту». В своих показаниях на судебном процессе А. Перхуров сообщил, что на линии обороны, которая образовалась вокруг города, было около семидесяти «белых» пулеметов. Впрочем, красные называли цифру куда более значительную: «Потому что мы пробовали идти в наступление, а белые располагали около 600 пулеметами. Дело в том, что они заняли арсенал и военный склад, который принял пулеметы от 83 частей. Пулеметов работало много, и от этого главным образом и получились такие большие потери». Впрочем, эту цифру никто не воспринимал всерьез, даже свои иронизировали над ней: «Сколько же тогда надо было белогвардейцам иметь пулеметчиков, если у них было 600 пулеметов?» В свою очередь, Карл Гоппер, один из самых грамотных командиров белых повстанцев, сообщал: «На каждом из наших боевых участков было в среднем около 6 пулеметов. В винтовках недостатка не было, но начинал ощущаться недостаток в патронах, поэтому предполагалось перевооружать участки по очереди японскими винтовками, которых в складе было достаточно, с достаточным количеством патронов, оставшиеся же к этому времени ружейные патроны оставлялись исключительно для пулеметов». (Под «ружейными» имеются в виду патроны для русских трехлинейных винтовок. – Прим. ред.)
Но вернемся в отряды, прибывшие из Кинешмы. После того, как им не удалось занять Городской вал, они были переброшены на западную окраину города, в район, который можно назвать дореволюционной промзоной. Отряды заняли позиции вдоль железнодорожной линии, которая тянулась к мосту через Волгу. В ночь с 7 на 8 июля его роты, прикрываясь железнодорожной насыпью, продвинулись до места пересечения ее с Лагерной улицей. Бойцы заняли стрелковую позицию на насыпи железной дороги, установив один из пулеметов рядом с виадуком. Штаб отряда расположился в здании бывшей ткацкой фабрики «Каюков и сыновья» вместе со штабами Костромского и Шуйского отрядов, роты которых развернулись соответственно за левым и правым флангами позиции кинешемцев. На рассвете 8 июля красноармейцы открыли огонь по передовой линии повстанцев, но в ответ не последовало никакой реакции. В одной из своих статей братья Шевяковы отмечали: «За несколько часов лишь один белый пулемет сделал три короткие очереди, последней из которых был убит 20-летний боец Иван Капустин, стрелявший в сторону противника сначала с колена, а потом и стоя. Бойцы отряда один за другим прошли перед трупом своего товарища прощаясь, и вскоре без приказа и команды, перемахнув насыпь ж. д., устремились на врага. Выскочивший из штаба Тарабаров закричал было: “Назад!” Но тут же выхватил револьвер и помчался по огороду вслед за полком. От неожиданного натиска красной цепи повстанцы бежали. Крайняя линия домов, в том числе и зеленый дом с мезонином, из которого стрелял пулемет, была захвачена в течение нескольких минут. Схватили и белых пулеметчиков. Цель была достигнута, и наступил момент, когда люди, утолив жажду мести, залегли по обочинам дороги, не зная, что же делать дальше».
