Опасаясь, что ситуация выйдет из-под контроля, 3 марта 1918 года Ярославский губисполком обращается в исполнительный комитет Ярославского Совета об объявлении губернии на военном положении. «Управление губернией должно быть передано Губернскому Военно-Революционному Комитету; ему же подчиняются все вооруженные силы в губернии. При этом все общественные учреждения и заведения с 11 часов вечера до 6 часов утра прекращают работу, а на аналогичное время прекращается движение по улицам без особых пропусков местных советов воспрещается, то есть вводится “комендантский час”». Самым важным в этом обращении был призыв к «беспощадной борьбе вплоть до расстрелов с погромной агитацией, спекуляцией и контрреволюцией». Также планировалось запретить проведение без особого разрешения любых собраний, митингов и сборищ. Положение было отменено только в последних числах апреля. Впрочем, это вовсе не значило, что обстановка в городе нормализовалась. 31 марта 1918 года «Известия советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов города Ярославля и Ярославской губернии» № 56 публикуют приказ ярославского комиссара Красной гвардии и губернского комиссара гражданской милиции, в котором среди прочего сообщалось: «Принимая во внимание замыслы кучки несознательных железнодорожников относительно разоружения красногвардейцев, истинных поборников свободы и революции, я, губернский комиссар гражданской милиции и красной гвардии, категорически заявляю: всякий, кто бы ни был, если позволит напасть на рабочую красную гвардию, не имея мандата от Совета, есть контрреволюционер, и по отношению к нападающему будут приняты самые суровые меры наказания по законам военного времени». Как видим, действия против Красной гвардии были готовы предпринять уже не пресловутые черносотенцы, а железнодорожные рабочие.
О радикализации настроений и желании применить вооруженную силу можно прочитать в сохранившихся дневниках потомка старинного дворянского рода, поручика кавказской горной артиллерии Александра Лютера. В последние дни февраля он делает запись: «Под Рыбинском один богатый купец… стоял на полустанке. Мимо него проходили эшелоны с войсками, пушками, повозками.
– Братцы! Продайте пару пушек!
– Дашь 200 рублей – свалим.
Купец заплатил 200 рублей, и ему скатили с платформы две пушки и дали в придачу шесть зарядов. Свез он пушки в свое имение, поставил у дома, направил на деревню, зарядил и созвал крестьян.
– Вот две пушки, – сказал он им, – обе заряжены. Вернувшиеся с фронта сыновья умеют стрелять. Вы можете со мною делать что хотите: жечь, громить, что угодно, но знайте, что от вашей деревни ничего не останется.
И с тех пор у купца с крестьянами хорошие отношения…»
31 марта в Ярославле начались массовые беспорядки, которые рисковали перерасти в открытые столкновения. Некоторые из историков, словно желая оправдать положение советской власти, писали по этому поводу: «Крайне тяжелое положение с продовольствием в Ярославле и других городах губернии было обусловлено многими причинами. Сказывался недостаточный подвоз продовольствия для этого потребляющего региона. Неурожайным на многие культуры был в губернии предыдущий год. Но отчасти продовольственный кризис был вызван и политическими причинами. Очевидец и участник многих событий в Ярославле в октябре 1917 г. – июне 1918 г. Р. Гольдберг позже вспоминала, что сотрудники продовольственной управы одними из первых объявили саботаж новой власти, пытаясь вызвать недовольство населения. Когда же их как саботажников уволили и стали заменять советскими работниками, то они уничтожили при передаче дел многие важные документы, статистические сведения, отчеты и проч.». В сборнике, посвященном ярославскому мятежу, «Шестнадцать дней» отмечалось, что попытки разгрома продовольственных лавок и складов не имели случайного характера, чувствовалась определенная организованность. Она проявлялась, в частности, в том, что в момент таких конфликтов неожиданно появлялись люди с мешками, корзинами и прочей тарой, заранее приготовленной на случай разгрома складов.
Так что же случилось в Ярославле 31 марта 1918 года? Официальная сводка описывала начало событий так: «Вчера утром около 9–10 часов толпа в количестве более 2000 человек граждан из волостей Сереновской, Бурмакинской и Диево-Городищенской, состоявшая, главным образом, из сельских кулаков и спекулянтов, явилась к Продовольственному Отделу, находящ. на Волжской набережной в д[оме] Кузнецовой, с ультимативными требованиями о выдаче хлеба. Темные личности, воспользовавшиеся особенно нервным настроением толпы, стали агитировать за разгром Продовольственного Отдела, указывая на некоторые дефекты в работе Отдела и распространяя совершенно нелепые слухи о деятельности членов такового. К моменту прибытия на занятия служащих и членов Отдела толпа была уже достаточно подготовлена к выступлениям погромного характера. Отдельные личности в толпе были вооружены охотничьими ружьями. По прибытии на службу членов Отдела толпа вначале не пропускала их в помещение, но после уговоров пропустила; из толпы вошло в помещение Отдела около 150 человек с требованиями о немедленном отпуске хлеба».
После этого была предпринята попытка начать переговоры, для чего предлагалось каждой из волостей делегировать по три человека. Однако собравшихся крестьян это явно не устраивало: «Толпа не слушала предложений, не давала говорить, не избирала делегатов и не выпускала председателя и членов Отдела из помещения; запрудив помещение Отдела, толпа осыпала служащих градом ругательств, угроз». Далее штаб Красной гвардии направил для наведения порядка десять человек, которым явно было не по силам справиться с двумя тысячами возмущенных крестьян. Часть красногвардейцев успела скрыться в помещении, остальных разоружили и избили. Во время борьбы один из них, защищая голову от ударов, присел, держа винтовку отвесно перед собой, и произвел выстрел вверх; толпа расступилась. Но через минуту из толпы начали стрелять по зданию. В этой стихийной перестрелке погибли два человека. Окончание инцидента местная газета описывала так: «Напуганные стрельбой и обнаружением трупов женщины из толпы разбежались, оставшиеся мужчины частью пошли искать поддержки у солдат местного гарнизона, а частью отправились в бывшую гостиницу „Столбы“, и сборище у здания Отдела разошлось».
Однако спокойствие оказалось временным: на следующий день после этого столкновения начались массовые волнения среди рабочих Ярославской Большой мануфактуры. Наблюдатели сообщали: «Состоялся грандиозный митинг, на котором некоторые представители правых политических партий недвусмысленно выступали против Советов, и, что знаменательно, они пользовались успехом у несознательной части собрания». Чтобы успокоить рабочих, прибыл председатель губисполкома Доброхотов и «разъяснил, что Советы рабочих, солдат и крестьян сейчас принимают самые решительные меры для изыскания хлеба и вообще продовольствия. Советы строго следят и контролируют всю деятельность [продовольственных] отделов, для чего на днях избрана чрезвычайная комиссия по борьбе со спекуляцией и следственная комиссия для расследования всей деятельности Продовольственных отделов». В своем выступлении он прибегал к откровенной демагогии. Например, при принятии во внимание совокупности исторических фактов следующие аргументы выглядят как обыкновенное пустословие: «Не вина Советов в том, что нельзя быстро за три месяца Советской власти наполнить всю страну хлебными запасами, когда продовольственная разруха так тяжела. Когда в наследие от старого режима, от господства Керенских осталось для Советской власти разрушенная, голодная и измученная страна. Теперь дело за самосознанием рабочих, за их революционной выдержкой и рабочей дисциплиной поднять страну, вывести на светлый путь социализма и не дать погибнуть великой русской революции».
