Сколько же в нем ненависти! Мне хорошо знакомы эти чувства; я испытывала их сама, каждую секунду прежней жизни. Я не знаю его и не думаю, что он мне когда-нибудь понравится, но я понимаю, откуда в нем эти чувства. До меня только сейчас дошло, почему он был так угрюм и груб с нами. Он уязвлен, сломлен и озлоблен.
Джек говорит снова, говорит спокойно и убедительно.
— Послушай меня, сынок, «Братство» — это плохой выбор. Ответом на ненависть не должна стать еще большая ненависть. Нам нужен мир. Настоящий, прочный мир, и этого хотят очень многие из Чистых, больше, чем ты можешь себе представить! Прежде чем действовать радикально, дайте Лоре Минтон шанс.
Феликс что-то бормочет себе под нос, а затем смотрит то на Джека, то на меня, то на Грету. После на свою мать, чьи глаза умоляют его проявить благоразумие.
— У нас нет времени сидеть и ждать, когда какой-нибудь добренький Чистый политик попытается выиграть выборы, на которых Отбросы не смогут даже голосовать! Людей унижают, подавляют, убивают! Мой брат сейчас в этом проклятом цирке, и единственные, кто готов встать и начать борьбу прямо сейчас, — это люди из «Братства»! Я это всегда говорил и буду говорить! — Он с вызовом смотрит на мать. — А тем, кому это не нравится, придется смириться!
Он встал и стремительно вышел из домика, так сильно хлопнув хилой дверью, что картонные стены опасно вздрогнули, а одна даже слегка завалилась внутрь — под потолком появилась щель, в которую заглянуло небо.
Рози сотрясают рыдания, и Грета вновь обнимает ее.
— Пожалуйста, не плачь, — говорит она. — Он не хотел тебя обидеть.
— Еще как хотел! — восклицает Рози. — Каждым словом, которое он сказал. Он собирается вступить в «Братство», я же ничего не могу с этим поделать!
Джек поднялся на ноги и попытался поставить стенку на место и тем самым избавиться от щели в потолке. Рози посмотрела на него.
— Извините, — говорит она. — Мне стыдно за себя и за сына. Нехорошо получилось, а ведь вы только-только пришли сюда. Господи, что вы о нас подумаете? Просто я… Мне невыносима мысль о том, что он попадет в беду или сделает что-то такое, о чем потом пожалеет. А ведь он сделает, наверняка сделает. Он не передумает!
— Я бы не стал зарекаться, — возражает Джек. — Мы попробуем еще разок поговорить с ним, разъясним, что к чему. Я много знаю о «Братстве», в конце концов, я же был копом. Чтобы вступить в «Братство», нужно, чтобы вам исполнилось семнадцать. Я прав?
Рози кивает.
— Да, они принимают в свои ряды любого, кому исполнилось семнадцать.
— А когда Феликсу будет семнадцать?
Она смотрит на меня, потом на Джека, и ее глаза наполняются слезами.
— Исполнилось на прошлой неделе, — тихо шепчет она, и ее вновь сотрясают рыдания.
Бен
Охранники цирка тащат меня через огромный двор. Позади неожиданно раздается резкий свисток, и к нам приближается большой белый гольфмобиль. Урчание его двигателя гулко разносится по пустому двору.
За рулем сидит Сильвио. Подкатив к нам, он заглушает мотор и картинно покидает свой транспорт.
— Ах, Бенедикт, прошу простить мне мое средство передвижения. Просто с тех пор, как твоя подружка взорвала меня, моя нога уже не та, что прежде! Впрочем, и твое бедро наверняка побаливает после моего выстрела! — Он смеется, сверкая ослепительно-белыми зубами. — Поверить не могу, что я оказался таким скверным стрелком. А ведь надеялся уложить тебя с первого выстрела! Фу, какой позор! Но не беда, всему свое время, я считаю! Вообще-то, у меня возникла прекрасная идея! Прежде чем мы познакомим тебя с твоей новой опочивальней, почему бы нам не совершить небольшую экскурсию? Чтобы ты прочувствовал все тонкости нашей работы?
— Мне не нужна экскурсия, — быстро отвечаю я. — Я не хочу ничего видеть.
— Эх, чего здесь только не происходит! — Голос Сильвио звучит горько и мстительно, словно удар хлыста. Впрочем, он тотчас возвращается к своему старому льстивому тону. — В любом случае, тебе нравился старый цирк, не отпирайся! Тебя как магнитом тянуло сюда! Но мы превзошли себя, это я тебе точно говорю! Сейчас тут у нас намного больше интерактивных вещей. Больше действия, больше кишок и крови. Я ведь отлично знаю, что нравится вам, мальчишкам-подросткам!
Он снова смеется и толкает меня локтем в бок.
— О, как же я глуп! Ты ведь, Бейнс, не такой, как другие. В тебе больше романтики, чем в твоих ровесниках, я прав? Ну, не бойся, ты найдешь здесь множество других хорошеньких девочек-Отбросов, которые заменят Хошико. Кстати, можем взглянуть, вдруг кто-то из них придется тебе по вкусу — ведь твоя нынешняя пассия уже не жилец!
Меня обуревает ярость. Я вцепляюсь в лацканы его пиджака, высоко поднимаю и швыряю на землю. В следующее мгновение охранники хватают меня за руки, но я успеваю запомнить, как он валяется в пыли, вижу шок на его лице, вижу страх в его глазах.
Он смотрит на меня снизу вверх, и его пронзительно-голубые глаза щурятся от яркого солнца.
— Понятно, ты предпочитаешь иное обращение. Твое право, только не говори, что я не старался быть гостеприимным. Охрана, наденьте ему наручники и посадите в тележку. Сами далеко не уходите: у нас тут появился буйный.
Он поднимается на ноги и стряхивает с белого костюма грязь.
— Отлично, Бенедикт, давай начнем нашу экскурсию!
Хошико
Как только рыдания Рози прекращаются, она встает и начинает усердно полоскать чашки в ведре с водой, после чего вытирает их насухо тряпкой, которую достала из ящика.
— Извините. Вы едва знаете нас, а уже угодили в самую гущу семейного конфликта. А ведь у вас хватает своих забот, — криво усмехается Рози. Это грустный смешок; лицо ее по-прежнему остается печальным и измученным. — Готова поспорить, что вы уже пожалели, что постучались в нашу дверь! — добавляет она.
— Вовсе нет, — возражает Джек. — Просто нам хотелось быть вам полезными.
Она убирает чашки и снова садится.
— Феликс уже давно обозлился на мир, еще до того, как забрали Шона. Их отец… ну, он был в плохом месте. И тоже был зол. Иногда он срывал свою злость на нас. Часто бывал не в духе, а однажды просто сорвался. Он работал в каменоломне. И швырнул огромный кусок камня в одного из охранников. Говорили, что раскроил ему череп. Его застрелили прямо на месте. Феликс был еще маленьким, но тогда зародилась его ненависть к Чистым.
— Мне очень жаль, — говорит Джек.
— Все хорошо. По правде говоря, без отца нам даже лучше. Я бы ни за что не сказала такое при Феликсе — он никогда бы меня не простил, но это правда. Мой покойный муж был не слишком хорошим человеком, во всяком случае, на закате жизни. Он испортил сына: я имею в виду, Феликса, моего прекрасного мальчика. Раньше он был таким добрым, таким нежным, всегда восхищался своим старшим братом, особенно после смерти отца. Когда Шона забрали, последняя капля доброты в Феликсе ушла вместе с ним. Для него это сущая пытка: пребывать в неизвестности. Я пытаюсь его успокоить, пытаюсь утешить, но это нелегко. Он принял разлуку с братом слишком близко к сердцу. Феликс — дорожный рабочий, он кладет асфальт. Он ходит на работу, опустив голову, получает свои жетоны, получает паек, спит, снова идет на работу. Единственное, что поддерживает его, — это стремление вызволить Шона. Отсюда и ненависть, и желание отомстить. — Рози печально качает головой. — Они пожирают его изнутри.
