Хошико
Возможно, я увижу мою свекровь: что Кадир хочет этим сказать? Неужели он имеет в виду Вивьен Бейнс? Но что она забыла здесь, в трущобах?
Кадир быстро выходит из комнаты. Его люди берут нас в кольцо и выводят на улицу. Мы куда-то идем, и их холодные, хмурые лица загораживают свет.
Сердце испуганно бьется.
Все разговоры о дружбе были просто ложью. Он собирается сдать нас. Я останавливаюсь.
— Куда вы нас ведете? — кричу я. — Куда мы идем?
Один из мужчин зажимает мне рукой рот и грубо толкает вперед.
— Никаких вопросов! — рычит он.
— Убери от нее свои руки! — требует Джек. Наши конвоиры тотчас замирают на месте, как по команде поворачивают головы и смотрят на Джека. Их глаза горят злобой.
— Она больше не будет шуметь, — быстро говорит Джек. — Никто из нас не будет.
Мужчина отпускает меня. Я вытираю рот, но не издаю ни звука. Мы идем дальше. Джек бережно обнимает нас с Гретой за плечи.
Вдали слышен какой-то звук, постепенно он становится все громче и громче. Я точно знаю, что это — еще совсем недавно я слышала такое каждый вечер. Это голоса множества людей, голоса толпы.
Мы поворачиваем за угол, и вот они: сотни людей, толпятся на узких дорожках трущоб вокруг сцены, похожей на временные помосты, которые были у нас в цирке.
Кадир замедляет шаг и теперь идет вместе с нами в плотном кольце своих приспешников. Дорога, по которой мы шагаем, забита народом, но, завидев нас, люди расступаются в стороны, открывая путь к сцене.
Кадир кладет руки на перила небольшой лестницы и говорит нам через плечо:
— Следуйте за мной! И не надо бояться! Будет весело!
Я не двигаюсь, Джек и Грета тоже. Мы застыли на месте, словно мыши в мышеловке, окруженные стеной наших соглядатаев. Между тем король трущоб выходит на сцену и обращается к своим подданным.
Бен
Даже после того, как зал перестал вращаться, мне нужно время, чтобы прийти в себя. Я поднимаю глаза на шар, и сердце бешено колотится в моей груди.
Гонщик все еще в седле, а девушка скорчилась на полу. Они оба живы! Парень снимает шлем и наклоняется к девушке, помогая ей подняться на ноги. На вид он чуть старше меня, высокий, белокурый. Влажные от пота волосы взъерошены. Девушка явно на несколько лет младше — совсем еще ребенок. У нее темные волосы и брови, большие карие глаза.
Я смотрю на Сабатини. Тот недовольно хмурится. Затем нажимает на своих часах какие-то кнопки. Стеклянные стены сферы опускаются вниз. Вода вырывается наружу, запах жженой резины бьет в ноздри еще сильнее, удушающий дым выхлопа щекочет горло.
— Так не пойдет! Я знал, что нельзя устраивать слишком много репетиций! Она слишком быстро уползала прочь, даже когда хлынула вода! Где изюминка этого номера, если ты даже не пытаешься задавить ее? Это будет полное разочарование! Где риск? Где острые ощущения? Бейнс, есть какие-то яркие идеи? Не будь таким стеснительным! У нас здесь присутствует наш первый гость! Мы не можем его разочаровать! Неужели вы не узнаете его? Разве вы не знаете, кто это? К нам пожаловала Особо Важная Персона, можно сказать, принц!
Я чувствую на себе их взгляды. Они думают, что я друг Сабатини. Они думают, что я на его стороне.
— Ваши глаза не обманывают вас! — кричит он. — Это действительно он! Это Бенедикт Бейнс! Я не шучу, Бенедикт Бейнс здесь, вместе с нами, в нашем скромном цирке! Тот самый парень, который пытался уничтожить нас в прошлом году. Ну, кто бы мог подумать! Какой удивительный поворот событий! Ему всегда нравилось принимать участие в цирковых представлениях. Он жаждет присоединиться к нам!
— Неправда! Меня сюда привезли силой! Они держат меня в плену!
— Бенедикт, ради бога, избавь меня от своего позерства! Ты никого не обманешь! — рявкает Сильвио. — Ладно, вернемся к делу. Какие-нибудь яркие идеи? Как нам сделать этот номер более захватывающим? — Он тяжело вздыхает. — Неужели я должен думать обо всем один? Эй, парень! Как тебя звать?
Гонщик что-то бормочет себе под нос.
— Говори громче! — рычит Сильвио. — Назови. Твое. Имя!
— Шон, — отвечает тот более четко.
— Понятно. Сними рубашку, Шон! — Гонщик недоуменно смотрит на него. — Давай! Быстро! Снимай!
Шон опускает шлем и снимает с плеч рваную рубашку. Его тощая грудь сплошь покрыта порезами и кровоподтеками.
Сильвио отстегивает ремень безопасности, встает со стула и, постукивая тростью, направляется к парню. Он выхватывает у него рубашку и, брезгливо схватив кончиками пальцев на расстоянии вытянутой руки, поднимает ее и задумчиво наклоняет голову. Затем тянется к голове парня и скатанной рубашкой завязывает ему глаза.
— Думаю, так будет немного веселее! — говорит он. — Хорошо, давай еще раз.
— Я не могу, — возражает парень, в его голосе звенит паника. — Не смогу управлять мотоциклом!
— Э-э-э, это всего лишь идея. — Голос Сильвио сочится сарказмом. — Было бы любопытно ее проверить. Ведь как иначе усовершенствовать номер? Ума не приложу.
Он театрально почесывает голову, затем смотрит на меня.
— О, да, ты ведь раньше уже сделал предложение, не так ли, дорогой Бенедикт? Ты сказал, что нужно помешать им сконцентрироваться.
— Нет! — кричу я. — Я этого не делал! Я ничего подобного не говорил!
— Только без ложной скромности! — укоризненно произносит инспектор манежа и поворачивается к девушке и парню. — Бенедикт умолял меня назначить его моим креативным помощником! Он очень серьезно относится к этому делу. Он сказал, что желает полного погружения. Он хочет жить среди вас, чтобы до конца понять мотивацию нижестоящих, близких к животным рас. Ты ведь так и сказал, Бейнс? Это ведь твои слова?
— Он лжет! — кричу я.
— О, Бенедикт! Ты не должен стесняться своих наклонностей! Какая разница, что они подумают! К концу сезона или даже к концу дня их обоих уже не будет в живых! Ладно, вернемся к нашему номеру. Бенедикт прав: нужно усилить давление. Может, зажечь огонь или выпустить какое-нибудь дикое животное? Если не ошибаюсь, Бейнс, ты предлагал именно это? О, это было бы идеально! Так и сделаем на премьере. А пока обойдемся завязанными глазами.
Он бросает мне пульт.
— Включай колесо, Бенедикт.
Он протягивает руку с тростью, тычет ею в грудь парню и надавливает. Парень, закусив губу, перестает дышать и неподвижно стоит на месте. Наконец, Сильвио убирает свою трость. На груди у Шона, помимо многочисленных ссадин и кровоподтеков на тощем теле, теперь алеет маленькая круглая ранка.
Я смотрю на девушку: ее глаза расширились от страха, лицо стало испуганным и бледным. Затем перевожу взгляд на парня, после — на вооруженных молчаливых охранников.