Я соскребаю яичницу с вилки и вместо нее режу тост. Кладу кусочек в рот. Жую. Глотаю. Режу бекон. Жую. Глотаю.
Сильвио напротив меня тоже ест, с аппетитом причмокивая и вытирая рот салфеткой после каждого проглоченного куска.
— О, какой прекрасный завтрак! Вкусно так, что пальчики оближешь, ты согласен? — Он злорадно улыбается артистам. Те снова молча встали в очередь. Один за другим, они опускаются на колени и зачерпывают из корыта пригоршни тошнотворного варева.
Ты один из нас, только что сказал Эммануил. Может, и был, а теперь уже нет. Сильвио постарался. Он пригласил меня к себе за стол не для того, чтобы сделать мне приятно, а для того, чтобы отделить меня от остальных, чтобы меня никогда здесь не признали за своего, чтобы меня ненавидели. Он подчеркивает мой статус, заставляя их есть как животных, в то время как я сижу и трапезничаю с ним рядом. Он прекрасно знает, что делает.
Я не могу рисковать, иначе он отыграется на ком-то другом. Я должен послушно выполнять его требования. И мы завтракаем. Артисты цирка — из их корыта, Сильвио и я — за столом, который ломится от яств. Я сижу, низко опустив голову, и все равно чувствую, как их острые, словно кинжалы взгляды впиваются мне в спину.
Режу. Жую. Глотаю.
Режу. Жую. Глотаю.
Что мне еще остается?
Хошико
Рано утром я рывком сажусь в постели, разбуженная приглушенными голосами, которые доносятся снаружи. Джек и Грета тоже не спят. Мы с опаской переглядываемся.
Медленно-медленно картонная стена сдвигается на миллиметр, и на меня смотрят два маленьких темных глаза, а потом исчезают. Через секунду они появляются снова, затем под ними возникает еще одна пара, и обе смотрят в узкую щелку.
— Это она, — шепчет голос. — Говори!
— Нет, ты говори! — отвечает другой. Теперь мы все улыбаемся. Это всего лишь пара детей. Слава богу.
Грета наклоняется вперед, лицом к трещине, и глаза вновь исчезают.
— Они нас заметили! — шепчет один из голосов. — Ты мог бы и заговорить.
Через секунду картонка снова сдвигается, на этот раз чуть дальше. Перед нами мальчик и девочка. Они смотрят на нас с любопытством и опаской. Похоже, они одного возраста, судя по их виду, им лет восемь-девять. Это явно брат и сестра; у них темные, блестящие глаза, одинаковые улыбки и худенькие, жилистые тела.
— Говори! — Девчушка подталкивает мальчика. Он в свою очередь подталкивает ее.
— Нет, ты!
Это начинает действовать на нервы.
— Ну, хорошо, мы вас увидели, не пора ли что-то сказать? Кто вы такие? — спрашиваю я. — И что вам нужно?
Они переглядываются. Наконец, девчушка открывает рот:
— Ты ведь Хошико? Та самая канатоходка?
Я киваю.
— И ты знаешь Бенедикта Бейнса?
Я снова киваю.
Они в очередной раз переглядываются.
На несколько секунд воцаряется молчание, затем девочка глубоко вздыхает и говорит снова:
— Я — Нила, а это — Нихал. Бенедикт Бейнс знает нашу маму. Ее зовут Прия, Прия Патель, и мы хотим узнать, где она.
Бен
Для такого коротышки, как Сильвио, у него нереальный аппетит. Стол ломится от деликатесов. Он методично, по порядку, пробует все. Время от времени делая паузу, но лишь для того, чтобы напомнить мне:
— Ешь, мой мальчик, ешь!
Наконец последний кусочек проглочен. Сильвио делает глоток кофе из своей фарфоровой чашки, после чего откидывается на спинку стула и довольно потирает туго набитый живот.
— Какое восхитительное пиршество! Ты согласен? А вам понравился ваш завтрак? — слащаво обращается он к артистам. Те стоят, сбившись в кучу. Эммануил и другие взрослые по краям, дети в центре. Сильвио недовольно качает головой.
— Честное слово, из этих людей даже слова не вытянешь! А ведь я так надеялся услышать от них слова благодарности! — Он сокрушенно вздыхает. — Некоторым людям невозможно угодить! Да, я бы не прочь остаться здесь на весь день, но меня ждут дела! — Он встает и жестом велит мне сделать то же самое. — Завтра премьера! — громко объявляет он. — А еще не все готово!
Сабатини щелкает пальцами. Вперед выходят мужчина и женщина в зеленых комбинезонах и начинают убирать со стола. Сильвио наблюдает за ними критическим взглядом. Они явно нервничают. Я их не виню. Пока не появилась моя мать, он привык быть полновластным хозяином в цирке, сейчас же у него, похоже, еще больше власти, чем раньше.
Он ловит мой взгляд и как будто читает мои мысли. Он наклоняется ко мне и говорит так тихо, чтобы никто его не услышал.
— Наверняка для тебя это небывалое потрясение, Бейнс. Ты думал, что твоя подружка убила меня, но я восстал из мертвых. Более того, теперь я намного сильнее, и у меня больше власти и решимости защитить мой цирк от разрушительных воздействий. Я знаю, что ты думаешь. Тебе кажется, что ты ненавидишь меня, но ты даже не знаешь, что такое ненависть, пока еще нет. — Он говорит еще тише. — Я заставлю тебя ненавидеть меня. Ненавидеть и бояться. Ты еще пожалеешь о том, что сделал. Это я тебе обещаю. У меня на тебя прекрасные планы. — Он усмехается и шепчет мне на ухо. Его жаркое дыхание щекочет мне лицо. — Твоя мать четко распорядилась, чтобы ты не выступал на сцене. Но она не запретила тебе помогать за кулисами.
Я поворачиваю голову, и мы пару секунд смотрим друг на друга. Затем он отодвигает свой стул.
— Отлично. Все вон отсюда! Быстро! Выполняйте свои поручения. Все, кроме клоунов. Эти остаются здесь.
Артисты молча выходят из сарая. В конце концов, остается лишь небольшая кучка людей. Лия и группа парней, друзей Шона, — тех, что и так ненавидели меня еще до того, как уволокли их товарища, а после этого я у них на глазах еще и сел завтракать с Сильвио. Они стоят, угрюмо уставившись в пол.
— Как вы все знаете, нам давно мешала одна неприятная проблема с вашим маленьким клоунским номером, хотя он и обещает быть интересным. Мне уже давно был нужен кто-то, кто помогал бы с реквизитом и… — Сильвио делает паузу, — управлял требуемыми эффектами. Кто-то за кулисами, кто следил бы за тем, чтобы все шло гладко. До сих пор я был вынужден полагаться на самых разных людей, от которых будет больше пользы в других местах. Но теперь все изменилось. Бог внял моим молитвам и послал мне Бенедикта. Я уверен, вы согласитесь, что есть нечто особенное в том, что теперь эти обязанности будет выполнять тот, кто еще недавно был не просто Чистым, а самым Чистым из Чистых! Во время этой финальной репетиции я буду зорко наблюдать за тем, чтобы Бенедикт четко выполнял свои обязанности. О боже! — Сабатини подпрыгивает и в прыжке стукает каблуками друг об друга. — Вот это будет веселье!
Хошико
Я смотрю на полные надежды лица детей Прии, и мое сердце сжимается от боли. Что я должна им сказать? В таких вопросах я ужасная трусиха. Я несколько недель набиралась мужества, чтобы сказать Грете про Амину.
