— У меня там друзья! — сердито отвечаю я. — Люди, которые мне небезразличны! Ты считаешь, что я просто кивну головой и позволю кучке террористов взорвать их ко всем чертям?
Он толкает меня дальше по переулку.
— «Братство» — это не террористы! — говорит он. — Мы — борцы за свободу!
— Борцы за свободу? Послушать тебя, убийство людей — это что-то из разряда героизма.
Он скептически смотрит на меня. Капли дождя скатываются по нашим лицам и холодными ручейками стекают по моей спине.
— А разве ты сама не пыталась сделать то же самое? — со злостью спрашивает он. — Ты не слишком-то думала о других, когда швырнула гранату на цирковую арену.
— Это несправедливо, — говорю я. — Там никого не было. То есть был только один человек, но он заслуживал смерти.
Передо мной вновь всплывает лицо Сильвио, его устремленный на меня взгляд, его выпученные глаза в тот момент, когда я бросила гранату.
Феликс вновь беспокойно оглядывается.
— Что, по-твоему, ты делала, когда бросила ту гранату? Боролась за свободу, вот что! Ты вдохновила нас — ты сделала именно то, что сделали бы мы все, будь у нас такая возможность. Разве у тебя был выбор? Разве ты могла допустить, чтобы он и дальше обращался с вами, словно с дрессированными животными? Чтобы убивал вас и дальше? — Его глаза пылают негодованием. — Вежливо просить у власти изменений, ждать, пока кто-нибудь из Чистых, у которых есть совесть, чудом захватит власть и хоть немного улучшит нашу жизнь? Тебе нужно это? Нет, этого недостаточно. Если мы хотим настоящих перемен, надо порвать этот мир в клочья, разрушить его! Думаю, тебе, как никому другому, хотелось бы это видеть.
Его слова — как пощечины. От них у меня темнеет в глазах. Возможно, он прав. Я действительно взорвала арену и убила Сильвио. И я ни на секунду не пожалела об этом. Кто я теперь после этого? Террористка или борец за свободу? Если цель оправдывает средства, если это действительно важно, разве вы не будете вести борьбу всеми доступными вам средствами, даже если это означает, что кто-то пострадает в этой передряге?
Вот ключевые слова: «кто-то пострадает».
Для таких группировок, как «Братство», гибель людей — это не злополучное стечение обстоятельств. Это их цель. Их единственное стремление.
— Послушай, никто не умрет, — увещевает меня Феликс. — По крайней мере, никто из Отбросов. — Он тяжело вздыхает. — Если я скажу тебе, что мы готовим, ты обещаешь хранить это в тайне?
— Я не уверена. Может быть.
— «Братство» собирается напасть на цирк. Как только он откроется, мы намерены полностью взять его под свой контроль. Ты ведь наверняка будешь этому рада? Сначала мы выведем оттуда Отбросов, освободим всех до одного. Мы уже все тщательно спланировали.
Я качаю головой:
— Даже не пытайтесь. Вы даже не представляете, какие будут предприняты меры безопасности, особенно по случаю премьеры.
— Вот увидишь, у нас все получится. Мы в курсе того, что там происходит. У нас внутри есть свои люди, они сообщают нам о том, что там происходит. И я скажу тебе кое-что еще: это только начало. Грядет революция. Переворот неизбежен.
Мое сердце замирает в груди. Конечно же я хочу, чтобы цирк был разрушен раз и навсегда. Конечно же я хочу, чтобы Отбросы получили свободу, но уж слишком опасной и рискованной кажется мне вся эта затея.
— Послушай, — говорит Феликс. — Мы знаем расположение цирковых зданий. Мы знаем, как туда пробраться. У нас есть пистолеты. У нас есть бомбы. У нас все должно получиться. Вся эта лапша, которую нам вешают на уши, про то, что Лора Минтон выиграет выборы и что все закончится миром — все это чушь собачья. И она это тоже знает, она не такая святоша, какой прикидывается, скажу я тебе. Мы должны захватить власть, а не идти к Чистым с протянутой рукой и просить подаяния.
Мы пару мгновений молчим. Я пытаюсь переварить услышанное. Я даже не пытаюсь возражать, хотя вся эта затея мне не нравится.
— Кадир знает, что вы замышляете? — спрашиваю я.
Феликс смеется холодным, жестоким смехом.
— Кадир — бандит и убийца. Надеюсь, ты уже это поняла, несмотря на романтические сказки моей матери. — Он пристальным немигающим взглядом смотрит мне в глаза. — Если ему станет хотя бы что-то известно — нам всем крышка, так что тебе лучше помалкивать, понятно?
Я неохотно киваю.
— Наша единственная цель — это Чистые. Ведь ты ненавидишь их так же, как и я. Разве не так? Иначе и быть не может после всего того, что они с тобой сделали.
— Ты же знаешь, не все они негодяи, — говорю я.
— Нет, все! Все до единого! Посмотри, каких взглядов они придерживаются. Ненависть надо побеждать ненавистью, огонь — огнем. По-другому никак.
— Неправда. Джек был Чистым, Бен был Чистым. Они — не негодяи. Таких храбрецов еще нужно поискать!
— Чистый всегда остается Чистым, — презрительно отвечает Феликс. Я вспоминаю его лицо, когда я попросила его впустить Джека, вспоминаю, как он отказался поздороваться с ним за руку, как его губы кривились в презрительной ухмылке всякий раз, когда он смотрит на него. — Я знаю немало людей, которые скажут тебе, что твой Бенедикт Бейнс именно таков, как о нем думают, Чистый, который положил глаз на одну из наших девушек. Пусть лучше общается с себе подобными.
— А вот это уже не просто оскорбление! — возмущаюсь я. — На одну из наших девушек? Можно подумать, я чья-то собственность. Вот в этом-то и проблема. Мы все люди! Есть немало Чистых, которым тоже не нравится такое положение вещей. И мы должны попытаться исправить его сообща, совместными усилиями, по-другому просто не получится. Планируя нападение, вы становитесь на одну ступень с теми, кого вы ненавидите!
— Они будут в цирке, разве не так? Они будут наслаждаться представлением. Разве это справедливо? Чистые убили моего отца и забрали моего брата. Я даже не знаю, жив он или нет. — Его голос дрожит. — Знаешь что? Я надеюсь, что мы убьем их всех — мужчин, женщин, детей — всех! С каждым убитым Чистым на нашей планете станет чище.
Феликс поворачивается ко мне спиной. Он зол. Я знаю, что такое злость. Я ношу ее внутри себя всю жизнь, особенно с тех пор, как убили Амину. И ее причина — любовь. Любовь и страх. Его сердце разбито, и он скорбит. Потерянный и испуганный мальчишка, который хочет помочь своему брату.
Что бы я делала, окажись я на месте Феликса? Что, если бы там была Грета? Или Бен? На какие подвиги я решилась бы, чтобы спасти их?
На любые. Я бы, ни на секунду не задумываясь, пожертвовала своей жизнью. Я бы уничтожила любого, кто встал бы на моем пути, лишь бы защитить тех, кто мне дорог. Как же ужасно знать, что это жуткое место откроется вновь, гадать, там ли Эммануил, Иезекиль, все мои друзья, готовятся ли они выйти на арену. Если же их там нет, то они, вероятно, уже мертвы.
Я протягиваю руку и осторожно кладу ее ему на плечо. Он сердито ее стряхивает и резко поворачивается ко мне лицом.
