Я смотрю на их подношения. Они в цирке уже несколько недель, а некоторые даже лет. За всю свою жизнь они ни разу хорошо не поели. Буквально сегодня утром на их глазах я завтракал за одним столом с Сильвио, пока они сами хлебали из корыт помои. И все же они принесли мне поесть. Мне, Бенедикту Бейнсу.
— Спасибо, — говорю я. — Спасибо, что не забыли обо мне. Но я не голоден.
— Чушь. Мы все уже ели. Если ты откажешься, мы обидимся.
Я пристально смотрю на Эммануила.
— Я серьезно, — говорит он. — Нас сегодня вечером накормили. Им нужно, чтобы к открытию цирка мы были в лучшей своей форме. А ты давай, ешь поскорее, а не то волки учуют еду и начнут бесноваться.
Кровь застывает в моих жилах. Волки совершенно вылетели у меня из головы. Просто невероятно, но я думал только о том, что случилось на репетиции, о своей семье, переживал за Хоши, Грету и Джека и совершенно позабыл про волков.
Только не это. Только не как прошлой ночью, когда я до утра просидел, дрожа, в углу.
Звучит сирена. Все тотчас спешат укрыться в своих каморках. Я бегу в свою, захлопываю дверь и запираю ее на засов.
И начинаю предаваться размышлениям о повадках волков.
Я смотрел про них телепередачи и многое прочел в Интернете. Даже один раз брал книжку в школьной библиотеке, полную ярких, глянцевых иллюстраций и интересных фактов. Что-то в этих животных всегда зачаровывало меня. Наверное, их противоречивая натура. На первый взгляд они такие дикие и необузданные, хотя на самом деле у них развита социальная иерархия.
Волки живут стаями. Они редко дерутся друг с другом, по крайней мере не до смертельного исхода. Они делятся пищей. Они, если их не провоцировать, не нападают на людей, разве только в крайних обстоятельствах или же когда человек один и беспомощен.
Эти волки явно не обижены судьбой. Они не голодны, их каждое утро кормят. Похоже, даже лучше, чем нас.
Мне в голову приходит одна идея, рискованная, глупая идея.
Я встаю, подхожу к двери и отодвигаю запор. И тотчас возвращаю его назад.
О чем я думаю? Я прижимаюсь лбом к прутьям решетки и смотрю в коридор.
Помнится, я читал на одном американском вебсайте о том, как избежать нападения волчьей стаи. Стойте на месте. Не убегайте. Не кричите. Вот что там говорилось.
Что будет, если я останусь на месте? Они нападут на меня? Загрызут насмерть? Или же не тронут? На вид я вроде бы не доходяга, даже после нескольких месяцев нашего бегства. Пока не доходяга.
Мне неприятна мысль о том, чтобы провести еще одну ночь, сидя скорчившись в углу, слушая, как волки разгуливают по коридору. Я с детства страдал клаустрофобией, но в последний год она изрядно обострилась. Когда Амина и Джек спрятали меня в ящике с бутафорией, мое сердце билось с такой силой, как будто было готово выскочить из груди.
Но какие же они огромные, эти волки, все до единого, но в особенности вожак стаи, с его лохматой черной шерстью и пронзительными желтыми глазами.
Кого я хочу обмануть?
Увы, я не из тех, кто способен дать отпор волкам. Да и какой смысл? Погибнуть от волчьих когтей и зубов непонятно ради чего? Я уже пытался дать отпор Сильвио, и чем это закончилось?
Я проверяю, насколько надежен запор, и вновь отползаю в угол.
Спустя несколько минут дверь, ведущая к камерам, открывается.
Над головой слышится топот звериных лап. В следующий миг в подземелье врываются волки и начинают остервенело бросаться на железную решетку. Хотя я и ждал их появления, я все равно вздрагиваю, а все волоски на моем теле встают дыбом.
Решетка ползет вверх. Волки врываются в коридор и, как и вчера, несутся к нашим камерам. Я не смотрю на них. Я сижу, сжавшись в комок, и, обхватив голову руками, зажимаю ладонями уши.
Увы, это не срабатывает. Я по-прежнему слышу, как они рычат, как лязгают их зубы. Я слышу, как кричит Мэгги, когда они подбегают к ее клетке. Я чувствую их запах. Слышу, как они бегут мимо, принюхиваясь к запаху крови.
Хошико
Как только Лора покидает нас, Кадир подходит и кладет мне на плечо руку.
— Ты сделала правильный выбор, — говорит он. — Она удивительная женщина, эта Лора Минтон. И она сотворит удивительные вещи.
— Надеюсь, ты прав, — отвечаю я, поднимая на него глаза. — Ты по-прежнему сделаешь то, что обещал, не так ли? Ты попробуешь разузнать, как там Бен?
Он хлопает себя ладонью по лбу.
— Старый дуралей! И как только я мог забыть! Я узнал, где он!
Я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Как он мог забыть такую важную вещь?
— С ним все в порядке?
Кадир морщится, наклоняет голову и смотрит куда-то в даль.
— Скажем так, и да, и нет. Как я понял, ему сейчас приходится несладко.
— Это как понимать, приходится не сладко? Где он?
— Как бы это помягче выразиться… он сейчас в цирке.
Я вскидываю голову:
— Где? Что ты хочешь этим сказать?
— Мать отправила его туда, чтобы преподать ему урок, чтобы он на собственной шкуре почувствовал, что такое жизнь Отброса. По всей видимости, она ждет от него публичного покаяния. Ей нужна рекламная акция. Как и сказала Лора, кампания Бейнс идет не слишком гладко и полностью завязана на цирке.
Этого не может быть. Это наверняка шутка. По крайней мере, меня душит смех. Я была готова услышать все, что угодно, но только не это.
— Что они заставляют его там делать? — спрашиваю я. — Надеюсь, не выступать на арене?!
Помолчав секунду, Кадир отвечает:
— Думаю, таковы их планы, по крайней мере на церемонию открытия. Вивьен Бейнс наверняка дала Сильвио Сабатини полную свободу действий.
У меня екает сердце.
— Сильвио Сабатини? Сильвио Сабатини мертв. Я убила его.
Кадир отрицательно качает головой:
— Боюсь, что нет. Похоже, что, несмотря ни на что, он выжил. И по случаю открытия состоится его первый выход на публику.
У меня возникает ощущение, будто я под водой. Все вокруг меня размыто и куда-то плывет.
Все это время я считала его мертвым.
Мы скрывались от полиции, скрывались от матери Бена, и все равно я чувствовала себя в относительной безопасности, зная, что Сильвио уже никогда не сделает нам ничего плохого.
Я провела в цирке не один год под его недремлющим оком. Я все эти годы ходила, втянув голову в плечи, в надежде на то, что не буду следующей в его черном списке. Ни я, ни кто-то из моих друзей.
Сильвио или цирк, кто из них большее зло? Они тождественны. Сильвио Сабатини — это цирк. Цирк — это Сильвио Сабатини. У обоих свой шик, своя извращенная харизма — нечто такое, что вопреки здравому смыслу приковывало ваш взор, заставляло затаить дыхание. И Сабатини, и цирк — это тонкий, искрящийся, сверкающий занавес, за которым таится черная бездна зла и жестокости.
