Так, может, Хоши права? Может, Сильвио на самом деле дьявол?
Хошико
Пока мы едем, мужчины молчат. Возможно, психологически готовятся к тому, что их ждет. Я сижу, сжавшись в комок, в задней части фургона и боюсь даже пошевелиться, хотя мои конечности уже затекли и онемели.
Мы катим через весь город. Затем фургон резко сбрасывает скорость. Наверное, мы попали в пробку или в какую-то очередь, потому что мы то стоим на месте, то рывками двигаемся дальше.
Минут через десять кто-то опускает окно, и в салон врывается поток свежего воздуха.
— Добрый вечер, господа. Не возражаете, если я взгляну на ваши пропуска? — раздается голос снаружи.
До меня доносится шелест бумаг, а потом тот же голос продолжает:
— В нашем списке вас нет. Сегодня въезд осуществляется лишь по специальному разрешению.
— Мы получили пропуск несколько недель назад, от правительственной службы безопасности, — говорит сидящий впереди меня водитель. Его голос спокоен. — Наверно, наше разрешение затерялось среди бумаг. Сами знаете. Открытие цирка. Дополнительные меры безопасности. Масса особо важных гостей, которых нужно всячески охранять…
Шаги удаляются, а затем рядом с фургоном слышны другие голоса.
— Мы не можем больше задерживать очередь, — говорит один голос. — Они в правительственном фургоне, значит, их нужно пропустить.
— Они скорее похожи на Отбросов, чем на Чистых, — говорит первый голос. — Как-то мне это не нравится. Уж слишком подозрительно. Здесь явно что-то не так.
— Но документы у них в порядке? — спрашивает второй голос.
— Да. Просто…
— Сам знаешь, каковы эти охранные фирмы. Правительство любит, чтобы у защитников власти был устрашающий вид. Таких наверняка используют во время облав на Отбросов или даже для пыток. — Говорящий понижает голос. — С этими правительственными громилами лучше не связываться.
— Пожалуй, ты прав, — соглашается первый. Спустя пару секунд слышу, как он снова подходит к машине. — Извините за задержку, — говорит он. — Можете проезжать.
Окно закрывается, и мы медленно катим дальше.
Так мы едем еще пару минут. Наконец фургон останавливается. Мне слышно, как срабатывает ручной тормоз. Мотор умолкает.
Что же мне теперь делать?
Двери фургона распахиваются, и внутрь врывается свет. Я вижу перед собой лицо Феликса, перекошенное от злости.
— Немедленно убирайся отсюда! — шипит он.
Меня не нужно просить дважды. Я вылезаю из фургона и бросаюсь между машинами. Затем на всякий случай оглядываюсь. Уфф! Я успела вовремя. Мужчины столпились позади фургона и подозрительно оглядываются по сторонам. Как по мне, они моментально бросаются в глаза. В темной одежде, с огромными черными мешками, они стоят и тихо переговариваются. С тем же успехом они могли повесить себе на грудь таблички с надписью «мы — террористы». Однако фургон правительственный, а пропуска официальные. Этого достаточно, чтобы убедить окружающих, что они здесь на законных основаниях. Тем более что они уже миновали самый строгий кордон.
Они в цирке. И я тоже.
Я озираюсь по сторонам. Огромное поле сплошь уставлено длинными рядами автомобилей. А впереди — огромный, яркий, сверкающий огнями…
Цирк.
Над его территорией, подсвеченное разноцветными огоньками, высится гигантское колесо обозрения, рядом высокая горка, с которой доносится счастливый визг ребятишек. Есть и другие аттракционы — американские горки, автодром, карусели. Катающийся на них народ пищит от восторга.
Повсюду толпы Чистых. Громко играет музыка. Куда ни посмотри, — палатки и павильоны. По дорожке шагает человек на ходулях. В толпе мелькают жонглеры и клоуны.
Вокруг меня вспыхивают, мерцают, подмигивают тысячи огней, витают запахи попкорна и дыма, сладких, посыпанных сахарной пудрой пончиков, только что с пылу с жару. Запахи масла и огня, прохладного вечера и разгоряченных тел. Запах волнения. Запах жизни. Запах смерти. Именно запах бьет меня наповал, наполняет все мои чувства, порождает поток воспоминаний. Я невольно зажмуриваюсь.
Я вновь переношусь туда. На арену. На канат. Я снова взлетаю в воздух, кувыркаюсь, парю. Я такая свободная и одновременно начисто лишенная свободы.
Я чувствую это как наяву. Я соскакиваю с трапеции, хватаю руки Амины и легко запрыгиваю на канат. Сколько раз мы выступали с ней вместе! Наши тела двигались в унисон, мы были единым целым. Это было сродни волшебству.
Затем я снова вижу, как она падает. Вижу ее мертвое тело, как оно раскачивается на том же самом канате, и вздрагиваю. Вот за что я цепляюсь: за жестокость, злобу, ужас. Потому что они реальны. Неужели я — знающая всю неприглядную изнанку цирковой жизни — позволю цирку соблазнить меня?
Я беру себя в руки. Сейчас не до философствования. Нужно разыскать Бена. Я стряхиваю оцепенение и внезапно слышу голоса. Звучащие все громче, они доносятся откуда-то от вереницы машин.
— Я же велела тебе захватить ее! Какие были мои последние слова? «Себастьян, захвати куртку!» — возмущается женский голос. Вскоре из-за машин появляются Чистые женщина и мальчик и останавливаются рядом с ближайшей ко мне машиной. Женщина бряцает автомобильными ключами. Вспыхивают фары, щелкают дверные замки. Женщина обходит машину, чтобы открыть дверь, и замечает меня. Я сижу, поджав колени, рядом с соседней машиной. Поймав на себе ее подозрительный взгляд, я вскакиваю на ноги и торопливо ухожу прочь.
И только тогда замечаю, что люди из «Братства» куда-то пропали.
Я спешу через поле.
Что же мне делать? Любой, кто посмотрит на меня, тотчас поймет, кто я такая. Может, мне придумать какой-нибудь номер, чтобы посетители подумали, что я работаю в цирке? Я могла бы запросто сделать пару-тройку сальто или кульбитов. Нет, все видели дронов. Теперь меня узнают с первого взгляда.
Мне нужно где-то спрятаться, пока толчея не схлынет, пока Чистые не войдут внутрь, чтобы посмотреть представления. Оглядываюсь по сторонам. Увы, спрятаться мне негде. Все вокруг ярко освещено, везде толпы народа. Остается одно: незаметно забиться в какой-нибудь укромный уголок и притаиться там.
Я втягиваю голову в плечи и ныряю в открытые ворота.
Я снова в цирке.
Бен
Охранники ведут меня через главную площадь. Уже стемнело, и цирк распахнул свои огромные ворота. Внутрь стекаются толпы народа — болтая, смеясь, что-то выкрикивая. Повсюду сверкают огни, играет музыка, крутятся-вертятся карусели, скворчат сосиски. Цирк больше не город-призрак, лениво дремлющий в ожидании грядущих событий. Он проснулся и стряхнул с себя оцепенение. Теперь жизнь в нем бьет ключом.
Перед каждым аттракционом выстроились длинные очереди. Из-за толпы не видно, что там происходит. Пульсируют слепящие лазерные вспышки, что-то вертится, что-то резко взмывает ввысь. Отовсюду раздаются крики и визг. И невозможно сказать, кричат это от боли Отбросы, или вопят в экстазе Чистые, или все сразу.
