С Вини у руля альбом получился не роковым по сути. Но опять-таки, мы уже и не были рок-группой. Мы стали компашкой богатых мужиков, у которых исчез первичный порыв. И конечно, мы никогда не считали себя обязанными играть по чьим-то чужим правилам — диапазон музыкально приемлемого для нас со временем расширялся. Некоторые люди совершенно не возражали, что мы делаем все по-своему, но лишь до той поры, пока это «по-своему» не перечило «по-ихнему». А это уже считалось предательством.
Когда я в студии прослушал финальный вариант «I Was Made for Lovin’ You», то просто обалдел. Ну да, не «Detroit Rock City» и не «Love Gun», но явный хит. Пока песня играла, в студию пришла другая группа — и им тоже понравилось. Это универсальная песня — сразу же захватывает твое внимание.
Был ли это просчитанный ход? Ага. Был ли это просчитанный успех? Ну, в конечном итоге безусловно. Но плохо ли это? Песня-то начала сочиняться в качестве вызова самому себе, слабо́ ли мне сочинить не брутальный рочок, а что-нибудь в таком вот стиле? Никакого отличия от вызова самому себе, как с песней «Hard Luck Woman». Единственное отличие — в стиле. Не собираюсь приносить извинения за хит, который люди во всех уголках планеты до сих пор хотят, слушают и подпевают.
И шоу, которое мы поставили к Dynasty, уже было не рок-шоу, а скорее детская кукольная телепередача «Пафнстаф на льду». Наверное, в определенном смысле мы двигались к этому осознанно. Со временем демография наших поклонников расширилась, но перемена в нашем визуальном решении оказалась одной из многих ошибок, совершенных в то время. Для тура Dynasty мы вырядились в нелепые костюмы, напоминавшие персонажей Вегаса или Диснея, попрыгунчиков в разноцветном. То, что мы обычно надевали, я лично не считал костюмами, но вот одежда для того конкретного тура — это, безусловно, были костюмы. Я, например, носил слоистый лавандовый топик — наверное, потому что свой обычный серебристо-черный «лук» мы сочли слишком уж строгим и теперь решили каждому музыканту подобрать костюм под цвет того светящегося нимба, который на был на сольном альбоме каждого. Вышла жуть.
Сцену разработал я — этот шестиугольник с лифтами, поднимавшими нас на уровень сцены. За лазерную «занавесь», опоясывающую сцену, мы заплатили целое состояние. Лазеры тогда были еще в новинку, так что были они опасными, большими и охлаждались водой. Мы годами судились за то, чтобы получить обратно деньги за эту лазерную занавеску. К тому же мы сделали две сцены, ожидая, что придется быстро перемещаться из города в город. То есть чтобы мы могли, удовлетворяя спрос на билеты, добавить концерт в следующем городе и чтобы там вторая команда уже начинала ставить сцену, пока мы играем в этом. То есть чтобы не приходилось тратить день на то, чтобы одну сцену демонтировать и собирать заново в другом месте.
Билл, лишившись Шона, позвал работать с нами хореографа по имени Кенни Ортега, чтобы он что-то подкорректировал в шоу. Кенни потом работал над концертами Майкла Джексона и Шер, в фильмах типа «Грязные танцы», «Феррис Бьюллер берет выходной» и «Классный мюзикл», и даже над видеоклипом, который, как некоторые считают, уничтожил карьеру Билли Сквайера — «Rock Me Tonite». Еще Билл привел парня по имени Джо Гэннон, чтобы тот поставил нам шоу в стиле бродвейского мюзикла и стал стейдж-менеджером.
Наверное, не было ничего удивительного в том, что проблемы у тура начались сразу. Нехорошим знаком стало то, что первый же концерт отменили. Мы рассчитывали на множество концертов в каждой точке, но почти нигде так и не сложилось. В предыдущем туре 1977 года у нас уже было несколько раз по два-три шоу на одной точке, и что дальше? По логике — больше концертов. А фигушки — меньше. У нас из-под ног выбили почву. Шок и страх: мы не росли, мы мельчали, а публика, похоже, передумала на нас ходить.
Почему они не ходят?
Мы себя продезинфицировали и явно теряли тот огонь, благодаря которому так далеко продвинулись. В Лос-Анджелесе мы остановились в отеле непосредственно напротив зала Forum, в котором играли. Я выглянул в окно, увидел очередь на концерт и покрылся холодным потом: там были почти сплошь семьи с маленькими детьми. Для нас — нехорошо: такая очередь обычно в цирк стоит. Но, правда, плюс в этом тоже был: я заметил много одиноких симпатичных мамочек. Можно приказать кому-нибудь из наших: «Мамочка-блондинка из третьего ряда», и ее с дитятей приглашали за кулисы, где малыша на время уводили на индивидуальную экскурсию… Но это все совсем не правильно, конечно.
Питер стал совсем неуправлялемым. Что бы мы ни делали — ему все всегда было не так. Если мы не будили его в свободный день, то он злился, что хотел в свободный день попутешествовать. Если в свободный день мы путешествовали, то он говорил, что хочет выспаться. Если он говорил, что за сценой слишком жарко, и мы включали кондиционер, он после его включения ныл, что мерзнет. Однажды он разбил кулаком зеркало, да так, что получил серьезный глубокий порез — пришлось оперировать и зашивать.
Для Питера стало обычным делом бросать барабанные палочки в меня, Джина или Эйса, если мы вставали перед его барабанами, при том что барабаны-то его стояли на подиуме, то есть публика Питера по-любому видела.
Если он хочет стоять на авансцене, то пусть, сука, на гитаре играть научится.
Но вот однажды в декабре 1979 года Питер принял перед концертом наркотики и играл совсем отвратительно. Когда я повернулся и сделал ему знак, что темп у него совсем съехал, то он начал замедлять темп, а потом разгонять его снова — со зла, ясно дело. Вот здесь он перешел черту. Одно дело — саботировать вне сцены, чем он занимался долго и много, видит бог. Но здесь другое, здесь — публика, поклонники, которые заплатили деньги за то, чтобы послушать нас.
Сразу после концерта мы с Джином и Эйсом обсудили инцидент. Такое предательство нас поразило. Неписаное правило гласило: все дерьмо оставь в гримерке; что бы там ни было, когда мы на сцене, мы — группа. Сцена — это святое. Намеренный саботаж на сцене во время концерта — это со стороны Питера было совершенно откровенным предательством.
И мы решили, что Питеру надо уйти.
Эйс сейчас волен говорить все, что ему угодно, но он безо всякого давления проголосовал за увольнение Питера. И то, что он так проголосовал, делает ему честь. Что касается моего голоса, то решение не было ни холодным, ни просчитанным — тут просто встал вопрос выживания. Я что, должен был позволить его наркоте утопить всю группу и самому с ней сгинуть? Да ни в жизни. И Джин тоже так считал.
Мы позвали Билла и сообщили ему, что нужно избавиться от Питера. И еще: надо отменить все оставшиеся концерты и возвращаться домой. Ну а как еще, что делать? Биллу снова удалось все сгладить — он убедил нас взять паузу, не принимать поспешного решения прямо сейчас и продолжить тур с Питером, поскольку все равно осталось отыграть пару концертов. Питер, понятное дело, и не чуял приближения поезда, который его вот-вот собьет.
Сразу по окончании тура, в середине декабря 1979 года, Питер женился во второй раз — на Дебре Дженсен, модели Playboy. Странная сложилась ситуация. Я все думал: она бы вышла за него, если б знала, что он бывший барабанщик группы KISS?
