В Австралии я начал очень критически оценивать Билла Окоина. Кокаин он употреблял уже совсем за гранью разумного, а после разрыва с Шоном Дилени вообще стал себя вести безрассудно. Однажды утром я зашел к нему в номер и увидел, что в его постели мальчик-подросток поедает хлопья. На следующее утро я увидал в этой постели другого мальчика.
Билл себя не контролировал.
Когда мы вернулись в Штаты, мы должны были встретиться с победителем одного конкурса в одном журнале. Журнал прислал победителя, мальчика, вместе с фотографом. Билл начал откровенно домогаться мальчика. На следующий день я сказал ему: «Билл, скажи, что ты не сделал того, о чем я думаю». «Сделал, сделал. И фотограф туда же».
Билл пересек границу того, что я считал аморальным и преступным. Мне уже было не смешно.
Дома у группы было больше свободного времени. Хотя мы не давали концертов в США целый год, мы решили сначала сделать новый альбом. И снова пригласить продюсировать Боба Эзрина — того, кто на записи Destroyer был нашим капитаном и Свенгали.
Вот в этом дело! Мы будем делать второй Destroyer.
Проблема заключалась в том, что новые песни, которые мы писали, получались ничем не лучше, чем материал альбома Unmasked. А по правде сказать — просто хуже. Мы лишились всякой интриги. Мои песни — не о чем домой писать. У Джина — не лучше. И тут Боб предложил концептуальный альбом — идея прям совсем мимо кассы. Но Джин тут же на нее повелся и предложил такой понятный избитый ход: есть некий паренек, который — Избранный. Билл поддержал. Так мы собирались пристыдить критиков.
«Давайте сделаем альбом-утверждение, — сказал он нам. — Такой, который докажет всем, какие вы талантливые». Вообще говоря, намерение показать людям, какой ты талантливый, есть лучший способ выставить себя полным идиотом, что мы и сделали с большим энтузиазмом.
Австралия, 1980 год. «КИССтерия» в самом разгаре. На частной яхте со «Зверюшкой года» журнала «Penthouse»
Оглядываясь назад, понимаешь, что мы просто хотели признания и одобрения критиков, но совершенно забыли о том, что в самом начале для группы все это не имело никакого значения. Те люди, которые столь яростно нас ненавидели, более беспокоились о своих проблемах, чем о нашей музыке. Тот факт, что на протяжении нашей карьеры ненависть по отношению к KISS выражалась столь настойчиво и столь отчетливо, должен был бы дать нам ключик к тому, что на самом деле все это к нам имеет опосредованное отношение. Если человек хочет писать статьи, стирая пальцы в кровь, о том, до какой степени он ненавидит мою группу, то он жалок. Но наше желание потворствовать таким — еще более жалкое. Но мы не разобрались и решили подняться, оторваться от того, с чего начинали. Убедили себя, что всех сразим наповал, и в конце концов выпустим такой альбом, который получит признание критики, — наш шедевр.
В марте 1981 года Джин, Эрик и я отправились в Торонто работать над альбомом. Боб хотел делать его на родной земле. Мы поначалу не знали, но выбор места работы определяла его наркомания.
Эйс даже в Торонто не поехал. Он сейчас может, конечно же, спокойно говорить, что ему тогда разонравилось то, куда двигалась музыка группы, но дело в том, что когда мы в то время соглашались делать точно то, что он хотел, он все равно не мог ничего сыграть — настолько был угашенный все время. Ему уже не требовался повод выпить — он стал нормальным алкашом. Все время угашенным.
По мере того как работа ни шатко ни валко продвигалась, наркомания Боба настолько усилилась, что он даже в студии перестал появляться. Я всегда знал, что Боб употреблял наркотики, но в прошлом он с этой проблемой справлялся. А сейчас его круглосуточный прием кокаина достиг каких-то сказочных объемов. Капитан оставил корабль. Мы ожидали, что он будет нашим гением, а получали только записки, которые он присылал с курьером, прослушав наши кассеты, которые мы отправляли ему на дом.
Наконец в продюсировании мы отстали настолько, что мы с Джином уже работали в отдельных комнатах, каждый сам по себе, каждый отправлял Бобу кассеты, получал записки, и потом мы пытались весь концептуальный альбом собрать из этих кусочков. Каждый из нас не имел почти никакого понятия о том, что делает другой, а дозвониться Бобу мы тоже не могли. Его жена передавала ему сообщения, потому что постоянно обдолбанный Боб даже к телефону подойти не мог.
Бедный Эрик — он-то думал, что стал членом отличной хард-рок-группы, а в итоге играл какую-то херню, повесив в шкаф костюмчик Лиса. Его очень разочаровала эта группа, которая потеряла свой путь и перла теперь черт-те куда. В то время он не возражал открыто, но показывал и смущение, и беспокойство. «Понимаете, это немножко не то, чего я ожидал», — говорил он. Но провести границу он был не в состоянии. Серьезные сомнения его, конечно, одолевали. Он нам частенько включал эту новую группу — Metallica, он раньше нас всех врубился в спид- и треш-метал.
У тех песен, которые мы записывали, отсутствовали зубы. Музыку свою мы лепили. Мы отбросили все, что любили. Успех и слава отравили нас. Мы перестали быть той группой, которую все любят, — мы и сами ее уже не любили. Ну а как еще объяснить наш уход в сторону? Для такой группы, как наша, сделать нечто вроде этого альбома под названием Music from “The Elder” — это из серии макета Стоунхенджа на сцене в фильме «Это — Spinal Tap». Если б мы только осознали это.
Для обложки мы решили снять мою руку, а не модели. И вот как раз за день до съемки я окном долбанул по пальцу, ноготь посинел, пришлось ретушировать. Дурной знак нам был, наверное.
В конце концов работа над альбомом завершилась в сентябре, и мы улетели обратно в Нью-Йорк. Когда я у себя дома ставил людям кассету, то настаивал на том, чтоб они сидели тихо от начала до конца: я их знакомил с чем-то блистательным. Для рекорд-компании мы тоже устроили прослушивание, с теми же условиями, которые якобы соответствовали художественной ценности произведения. Реакция — как у слушателей песни «Весна для Гитлера» в мюзикле «Продюсеры»: рты были открыты. Я каким-то образом догадался, что не от красоты и мощи альбома дух у них захватило.
Рекорд-лейблу альбом очень сильно не понравился. Изначально песни были подобраны так, чтобы вычитывалась история. Но из-за всего того, что напоминало нормальную рок-песню, приходилось ждать. Поэтому лейбл велел альбом перекомпоновать. Как будто без этого все было недостаточно плохо, придумали этот ход — а это то же самое, что страницы из книги повыдирать, швырнуть в воздух, потом собрать и переплести как получится.
Готовясь к презентации и запуску альбома на рынок, мы изменили наш внесценический имидж. Длинные волосы нам носить уже было не надо. Мне мои постригли лезвием, голову я обматывал банданой (ухо-то отсутствующее все равно надо было прятать), а на шею вешал ожерелье, которое как будто позаимствовал у девушки Чикиты с наклеек на бананы. Джин заплетал волосы в косичку, которая лежала у него на плече. Эйс присутствовал на фото, хотя, по сути, из группы он уже ушел. Такой вот мы стали бредятиной. Выпили отравленный Kool-Aid, так сказать.
