Одним из моих коронных блюд было блюдо из брюссельской капусты, которое я сам изобрел. Даже люди, которые терпеть не могли брюссельскую капусту, как Эван, когда он был маленьким, любили это блюдо. Я резал кочанчики пополам и жарил их с бальзамическим уксусом, сушеной вишней и ветчиной, а затем покрывал пармезаном и цедрой лимона. Я находил огромное удовольствие в приготовлении пищи и сервировке блюд — в этом был акт дарения. Эван любил помогать с готовкой. Большую часть времени мы были дома вдвоем, но благодаря совместной готовке это место было похожим на дом. Семейный дом. Однажды, когда у нас гостил отец, а мы с Эваном готовили и играли, он сказал: «Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь с любовью?» «Невозможно давать ребенку слишком много любви, — сказал я. — Ты можешь лишь дать ему слишком мало любви. Любовь не делает ребенка слабее, она делает ребенка сильнее». Моему отцу было странно это слышать. Если при мне кто-нибудь говорил Эвану не плакать, не быть ребенком или что-то в этом роде, я всегда делился с ним правдой, которая мне открылась: люди, которые скрывают свои эмоции, слабы.
Сила и покой — в открытости.
59
После развода я мог бы носить шляпу с надписью «СКАЖИ ДРАМЕ НЕТ». Это стало мантрой. Я не хотел актрис и моделей. Я не хотел видеть рядом с собой человека, чье чувство собственного достоинства или настроение зависело от того, получил ли он роль или преуспел ли на прослушивании. Теперь я знал, что драма, которую я ранее принимал за нечто забавное, возбуждающее и нормальное — основной компонент отношений, была на самом деле разрушительной, контрпродуктивной и ненужной. Эмоции — да, драма — нет. Я не собирался терять время, компрометировать себя или изображать из себя кого-то, кем я не являюсь. Я не собирался угождать людям и подстраиваться под них. Никакой драмы. Теперь я знал: меня должны полюбить таким, какой я есть.
Однажды вечером в конце 2001 года мы с Майклом Джеймсом Джексоном устроили ужин в ресторане Ago на Мелроуз. За соседним столиком сидела компания женщин, среди которых я заметил свою бывшую, Трейси Твид, которая была сестрой девушки Джина, Шеннон. Мы поздоровались, и я вернулся к разговору с Майклом. Затем в ресторан зашла девушка и подсела к столу Трейси. Я был абсолютно очарован ею. Я решил, что должен поговорить с этой особой. Меня тянуло к ней неведомой силой.
Если когда-нибудь и должен был наступить момент, который доказал бы мне существование Бога (а я действительно верю, что Бог есть), то это был именно он. Конечно, некоторые люди могут назвать это удачей. Для меня удача — воспользоваться ситуацией, которую Бог посылает нам. Женщину звали Эрин. Она была такой же высокой, как я, и у нее был потрясающий смех. А еще она была практикующим адвокатом. Я позвонил ей на следующий день и спросил, можем ли мы поужинать — мы могли бы сходить куда-нибудь, или бы я приготовил для нее что-нибудь дома, пока Эван будет с матерью. «Если вы любите морепродукты, я мог бы приготовить рыбу-меч с дижонской горчицей и каперсами и, возможно, подать ее с пастой или, может быть, с брокколи, чесноком, лимоном и оливковым маслом».
Она согласилась. Видимо, ее друзья уже дали нашему свиданию зеленый свет и сказали, что со мной безопасно общаться. Она согласилась на рыбу-меч и пришла ко мне домой, где мы пили вино, ели и проговорили шесть часов кряду. Мое новое увлечение кулинарией окупилось.
С момента нашей встречи мы с Эрин были абсолютно честны друг с другом. Она знала, через что я прошел, и я очень четко обрисовал, чего я жду от отношений. Я раскрыл перед ней все карты. Но она была понимающей и заботливой, и ее не пугало, кем я был и что я сделал. Она была очень яркой и уверенной в себе. Если ее что-то беспокоило, она рассказывала мне об этом; не было и намека на драму. Мы не спешили переходить к более серьезным отношениям, хотя сильная симпатия, безусловно, присутствовала на всех уровнях.
Тем временем на фронте KISS произошел небольшой всплеск активности. В феврале 2002 года нам предстояло сыграть «Rock and Roll All Nite» на церемонии закрытия зимних Олимпийских игр в Солт-Лейк-Сити. Воскресная трансляция должна была привлечь около миллиарда зрителей, поэтому, несмотря на то, что предстояло петь под фонограмму, мы хотели отрепетировать заранее в пятницу и субботу. Джин, Эрик и я приехали в пятницу, как и планировалось, и отрепетировали в тот же день и еще дважды в субботу. В субботу Эйс все еще не появился, поэтому нам пришлось позвонить Томми, который отдыхал со своей семьей на Гавайях. Бедняга Томми должен был прилететь и быть готовым заменить Эйса, поскольку не было никакого способа узнать, появится ли он вовремя. В конце концов, в последнюю минуту Эйс действительно появился и исполнил песню с нами.
Он жестоко испытывал на прочность мою неприязнь к драме.
Нас также попросили выступить на Ямайке примерно через две недели после провального шоу на Олимпиаде. Российский олигарх предложил нам один миллион долларов, чтобы мы сыграли для трехсот человек на праздновании его тридцатого дня рождения. Эйс ни за что не соглашался. На тот момент он был настолько параноидален, что вообразил, будто все это подлый заговор, чтобы вытащить его из страны в место, где Джин, Док и я могли бы прикончить его. Таким образом, мы могли бы заменить его без лишних проблем.
Заменить его было проще, чем выслушивать весь этот бред. Если Эйс отказывался ехать, то вместо него это сделал бы Томми. Конец истории. Опять же, это не было сюрпризом. У Томми уже был свой костюм, о котором прекрасно был осведомлен Эйс. Томми знал каждую песню из репертуара группы. У меня не было сомнений в отношении Томми. Мы бы не стали наряжать его все это время, если бы не были уверены в нем.
Не унижая своего достоинства, Томми побывал на самых разных позициях в нашей группе. Он уже был частью семьи. И теперь он сделал шаг вперед: вместо того чтобы быть рядом с группой, теперь он был в группе. Он был более подготовлен для этой задачи, чем Эйс. Сам концерт был странным. У всех присутствующих, не из числа гостей, был при себе пистолет. С Эриком и Томми на борту нам открылась дверь к спонтанности. С ними мы могли сыграть песню, которую не играли десять лет. Они оба обладали знаниями и умением сбацать песню из любой эпохи группы. После тех концертов, которые последовали после прощального турне, я действительно убедил себя, что это конец группы. Это был позор. Ведь даже несмотря на спонтанный характер выступления, с Эриком и Томми группа давала жару. Во многих отношениях именно такой я и представлял группу, когда мы задумали воссоединение, — идеализированной версией группы, с культовыми персонажами и энергетикой им под стать. Черт, я понятия не имел, что я собирался делать дальше. Я думал о том, чтобы писать музыку самостоятельно. Я думал о большом театре. Потерять KISS было все равно что потерять члена семьи. Группа была огромной частью моей жизни. Я чувствовал огромную пустоту.
Однажды днем в 2002 году я отвез свою машину на автомойку, и один из рабочих сказал мне: «Пол, прощальный тур был великолепным. Когда вы замутите турне в честь тридцатилетия группы?»
Что-что? Это вообще нормально? То есть вы все еще хотите нас?
