– Это вопрос времени, – говорила Мадлен.
Похоже, она хотела успокоить его. Как будто речь идет о его собственном деле, а не ее.
В надежде найти информацию, деталь, которая могла бы оказаться им полезной, оба внимательно читали колонку Андре. Напрасно старались, на протяжении уже нескольких недель Андре писал только в угоду обществу. Для Мадлен это стало поводом полистать газеты, новости интересовали ее больше, чем раньше.
– «Господин Довгалевский, посол Советов, ведет переговоры с правительством Франции по вопросу общей политической ситуации. Постепенное сближение с СССР кажется не таким маловероятным». Только этого не хватало!
– Может быть, вы предпочитаете сближение с Германией?! – ответил Дюпре.
– Конечно нет! Но объединяться с предателями тысяча девятьсот семнадцатого года
[34] – вот спасибо!
– Враг – это фашизм, Мадлен, а не коммунизм.
– А я, господин Дюпре, не хочу их тут видеть! Варвары, вот кто они такие! – Мадлен скрестила руки на груди. – Вы хотите, чтобы пролетарии пришли и затеяли у нас революцию?
– А что они у вас отберут?
– Что, простите?
– Я говорю: если пролетарии придут к вам домой, что они смогут украсть? Ваши деньги? У вас их больше нет. Вы боитесь за свои кастрюли? За свой коврик?
– Но… но… господин Дюпре, я не хочу, чтобы моя страна стала страной большевиков, чтобы у нас забрали наших детей!
– Сейчас вы говорите о фашизме и нацизме, это другое дело.
Мадлен была возмущена:
– Но эти люди хотят посеять беспорядок! Придут, и все – ни морали, ни Бога!
– А вы что, полагаете, Бог вам сильно помог?
Дюпре снова взялся за чтение. Мадлен не ответила.
Подобные беседы случались у них нередко, и идеи Дюпре, очень новые для Мадлен, часто погружали ее в глубокие раздумья. Она явно пыталась размышлять обо всем этом.
– Господин Дюпре, можно попросить вас о небольшой услуге…
Было поздно, он вез ее домой на такси. Автомобиль остановился на другом конце улицы Лафонтена, как всегда подальше от соседских глаз.
– С удовольствием.
– Прийти поговорить с Полем пару минут.
Возникла пауза.
– Поговорить о чем?
Мадлен чуть не засмеялась. Торопливый тон Дюпре выдавал его беспокойство. Мадлен не могла отказать себе в удовольствии потянуть:
– По вопросу… личному, я думаю. Но если вам неловко…
– Нет, Мадлен. Вовсе нет…
Его ответ прозвучал мрачно. Как когда Дюпре разговаривал с Робером Ферраном – сразу становилось ясно, что он хочет надрать ему задницу.
– Спокойной ночи, господин Дюпре.
Она открыла дверь, улыбнулась.
– Спокойной ночи, Мадлен.
Дюпре надел костюм. Он пришел туда впервые.
Тут же прибежала Влади, жеманясь, девушка на выданье.
– Miło mi pana poznać!
[35]
– Да, мне тоже, – ответил Дюпре.
Они повернулись к входу в гостиную, откуда показался Поль.
– Поль, – сказала Мадлен, – это господин Дюпре.
Мальчик протянул руку, но издалека, потому что коляска не проходила. Дюпре направился к нему:
– Здравствуй, Поль.
Все ощущали неловкость, Мадлен взяла ситуацию в свои руки:
– Господин Дюпре, чашечку кофе?
Он не хотел. С тех пор как Мадлен застала его врасплох со своей просьбой, он стал беспокойным, тревожным. Он, который обычно так хорошо спал, стал просыпаться среди ночи – на ум ему шли новые для него вопросы, которые его вроде бы не должны были касаться. Теперь, когда он пришел, он спешил покончить с этим. Он не сбежит. У него имелся тщательно продуманный план. Он ни в чем не винил Мадлен, мать-одиночка находит помощь, где может, но, по его мнению, она действовала неправильно, не была откровенна, поэтому он злился.
Дюпре показал на Поля:
– Я пришел поговорить с этим юношей, полагаю.
Влади закрыла дверь, Мадлен объявила: «Воспользуюсь моментом, схожу куплю кое-что», Дюпре не отреагировал, храбрости не хватило.
Он смотрел на Поля, не похожего на тот образ, который он себе составил. Ему почти четырнадцать, он чуть полнее, чем утверждает его мать, и, должно быть, бреет верхнюю губу, чтобы ускорить рост едва пробивающихся усов, несколько дней назад немного порезался. Проблема в его ногах. Очень тощие. Красивое лицо, его отец тоже был красивым мужчиной. Чертов негодяй, но соблазнитель, всегда с женщиной, только не с женой. Тесная комнатка забита книгами, папками, стопками пластинок, ковер протерт колесами инвалидной коляски.
– С…садитесь…
Морисета. Девочка с улицы Фруадво. Уверяет, что ей восемнадцать, а на самом деле не больше шестнадцати. Очень миленькая. Улыбка… Дюпре решил, что у нее прелестная мордашка. Да, это ничего не значит, она может оказаться настоящей чертовкой в ангельском обличье, но надо же за что-то ухватиться. И она на панели не стоит, если уж на то пошло. Так, изредка. И проворная. Сразу в постель, чулки стянет, болтает что-то так славно, не то что остальные, ну, из тех немногих, кого он знает. И смышленая, потому что, когда увидела, как он просто сидит, не раздеваясь, почуяла, что клиент пришел за другим.
«Чего тебе на самом деле надо?»
Стоит у кровати, если что, защитится, очень грустно думать, что ситуаций, подобных этой, у нее будут десятки и что не все закончатся так же легко.
Дюпре просто вытащил деньги, заплатил, как будто собирался воспользоваться ее услугами, и объяснил, что это не для него. Она расспросила в мельчайших подробностях, но все прошло хорошо.
– Итак, Поль, – сказал он, – насколько я понял, тебе нужна помощь.
Мальчик покраснел, Дюпре пожалел о своих словах, неуклюже получилось, он не хотел его ранить.
– Ма…ма… в…вам с…сказала?
– В общих чертах. Но я думаю, что главное ухватил.
Хорошо. Кажется, Поль расслабился.
– В…вы п…позволите?
Он указал на свою доску.
– Да, конечно.
«Я вижу три проблемы, – написал Поль, – найти подходящего человека, место и деньги».
– Точно, – улыбнулся Дюпре.
