– Я полагаю, – сказал комиссар, – что все самое интересное наверху…
Он сделал знак своим агентам, из которых один направился к гостиной, а второй к кухне, сам же медленным шагом поднялся на второй этаж. Жубер изо всех сил старался изображать хладнокровие. Каждая секунда приближала его к новой ситуации, очертания которой лишь теперь начинали для него проясняться. В кабинете, где и так уже царил сильный беспорядок, все внимание привлекал к себе огромный, словно выпотрошенный сейф.
– И никого не оказалось дома? Средь бела дня?
Он повернулся к Жуберу и кухарке.
– У прислуги выходной, – сказала она.
– Но вы-то тут…
– Да, вообще-то, не совсем…
Теперь, когда ей дали возможность объясниться и когда наконец нашелся человек, готовый ее выслушать, она воспрянула духом.
– Я весь день занималась покупками. Хозяйка мне дала длиннющий список…
– Хорошо, – оборвал ее Жубер, – а теперь оставьте нас, Тереза. Я сам поговорю с господином полицейским.
Считая полицию бо́льшим авторитетом, чем хозяин, она бы предпочла получить разрешение комиссара, но тот был поглощен детальным изучением дверцы сейфа, которую разглядывал через круглые очки, которые держал как лорнет.
– Ну же, Тереза… – поторопил Жубер.
– И много там было денег? – спросил полицейский.
– Очень немного. Несколько тысяч франков, я еще все подсчитаю.
– Может быть, какие-то ценности?
– Да, то есть нет, впрочем, смотря что называть ценностями…
– Ну, вещи, которые стоят денег.
– Я должен подсчитать убытки…
– Это необходимо. Для заявления. Для подачи иска… У хозяйки дома, вероятно, есть украшения…
– Спрошу у нее…
Выбор дня, когда прислуга отсутствует, удаление кухарки, ясно, чьих рук это дело: Леонс сбежала со всеми деньгами, ну или по меньшей мере с тем, что от них оставалось.
– Она, должно быть, у подруги и скоро возвратится.
Комиссар вновь вышел в коридор, попытался сориентироваться.
Ни одна комната не была разорена так, как кабинет, за исключением спальни, обставленной весьма по-женски (спальня хозяйки, осмелюсь предположить…), все ящики там были открыты, а шкатулка для драгоценностей лежала перевернутой на туалетном столике. Затем полицейский тяжелым шагом спустился по лестнице и вновь подошел к стеклянной двери. Он убрал очки в карман и почесывал затылок.
– Любопытно… Обычно взломщик забирается в дом снаружи. И когда он разбивает стекло, осколки оказываются внутри. А тут все наоборот, очень странно.
Жубер приблизился, скорчил гримасу, которая должна была выразить его удивление подобным фактом.
Один из агентов вернулся из кухни:
– Кухарка сказала, что забрали деньги на хозяйственные расходы.
Комиссар вопросительно посмотрел на Жубера.
– Это средства, которые мы выделяем на каждодневные траты. Там никогда много не бывает, самое большее несколько десятков франков.
Полицейский задумчиво сделал несколько шагов, вошел в большую столовую, где ящики буфетов тоже были оставлены открытыми.
– В кухне тоже все перевернуто вверх дном?
– А, нет, шеф, наоборот, все хорошо прибрано!
– Любопытно, не так ли? – Он смотрел на Жубера. – Такое впечатление, что вор знал, где что лежит, не стал искать драгоценности и деньги кухарки, он двигался напрямую и без всякого колебания…
В головах обоих мужчин элементы складывались в единую картину и примерно одинаковым образом.
– И потом, на сейфе заметны царапины, – сказал Жуберу комиссар, поднимая указательный палец к потолку.
Жубер развел руками: не понимаю…
– Когда взламывают сейф, случается, что инструмент соскальзывает. Можно поцарапать ну один, ну пару раз. А если взломщик очень неловкий, там оказывается четыре или пять царапин, понимаете, но редко когда десять или двадцать. По опыту скажу, что человек, у которого инструмент так часто соскальзывает, не смог бы открыть такой сейф. Тут нужна сноровка… Складывается впечатление, что эти царапины сделали чуть ли не нарочно. Чтобы изобразить кражу со взломом.
– Вы обвиняете меня в…
– Совсем нет! Я лишь констатирую факты, пытаюсь разобраться, вот и все. Обвинять вас, уважаемый, даже и не думайте…
И тем не менее он явно об этом думал.
– Но видите ли, когда совершают налет на такой дом, когда подворачивается редкостная удача, что средь бела дня дома никого нет, то грабители являются прямо с ящиками для денег и припарковывают где-нибудь поблизости грузовик, чтобы увезти все ценное.
Он приблизился к одному из ящиков.
– И не хватают кошелек кухарки, оставив все столовое серебро…
Полицейский заметил, что его собеседник уже не следит за ходом разговора. Казалось, у того в голове роятся какие-то свои мысли.
– Ну ладно, составим отчет. А вы подытожьте, что украдено, и занесите список в полицейский участок. И чем раньше, тем лучше.
Гюстав все еще размышлял, когда полицейские ушли. Он встряхнулся и заметался по дому, по дороге распахивая двери. И правда, больше ничего не пропало. Он вернулся к себе в кабинет.
Леонс приходила, чтобы украсть деньги, и не нашла их. Он мерил комнату большими шагами, давя предметы, разбросанные на полу. Но зачем она унесла документы, планы? Что за абсурд! Все это не представляет для нее никакой ценности, она никогда не сможет извлечь денежной выгоды из его бумаг! Если только она не спуталась с кем-то из конкурентов, но и тут все обернется против нее, ведь ей не дадут и одной тридцатой от их ценности! Кто ее к этому принудил, любовник? Жубер тряхнул головой. Зачем думать об этом, нужно сконцентрироваться на главном.
Ситуация весьма напряженная.
Его супруга сбежала. Он принес в жертву свое предприятие. Вместе с планами и патентами только что пропал весь его масштабный замысел.
У него остался только особняк Перикуров. Этого мало.
Как все могло развалиться до такой степени? И так быстро.
Эта театральная постановка его тревожила. Ему никак не удавалось понять ее смысл, осознать непривычную ситуацию, в которой он оказался.
Мадлен отодвинула все, что явно не представляло интереса. Все самое главное находилось в двух толстых папках. На первой сам Жубер в раздражении набросал (вероятно, в тот день у него было плохое настроение): «Отклоненная версия». Должно быть, эта папка имела отношение к исследованиям, которые он забросил в мае. На второй папке было написано: «Текущие разработки».
Мадлен незаметно положила их на диванчик рядом с собой, подавила желание выразить свое удовлетворение ситуацией. Превосходно. Однако она остереглась от какой бы то ни было демонстрации чувств в присутствии Леонс. Что касается Робера, он считал ворон. Видя их вместе, многие задумывались о том, каким образом эти два существа нашли друг друга и даже поженились. И действительно, есть вещи, которые пониманию недоступны.
