— О, — обрадованно произнес Лихогон, — я тоже часто задумывался о парадоксе функционирования группы. С одной стороны, если все компетентны во всем, происходят постоянные стычки и результативность работы снижается из-за расхода энергии на взаимные придирки и пререкания. С другой стороны, если каждый хорошо разбирается только в своей сфере деятельности, то каждый член группы становится незаменимым на своем участке. И в случае чего взаимная подстраховка просто невозможна… Именно из-за этого парадокса я до сих пор работаю в одиночку. Я решил делать качественно все.
— Но от этого, мой дорогой, — Георгий с удовольствием погрузился в тему, — вы совершаете множество досадных ошибок. Ваш глаз, говоря ненаучно, приобретает «замыленность», и вы уже не можете претендовать на объективное видение ситуации.
— Для борьбы с этим стоит привлекать наемных исполнителей и консультантов, — назидательно сообщил Лихогон.
— Эй! — не слишком-то корректно влезла я. — Вы не на светском рауте! Нравоучениями и праздными философствованиями пытайте друг друга сколько влезет, но в другой раз. Давайте к делу, а?
— Мы только подытожим! — хором заныли детективы.
— Хотя бы относительно нашего случая, — затараторил Лихогон, чтобы выговориться, прежде чем я снова стану возмущаться. — Думаю, произошел промах в подборе исполнителя. Дату, конечно, должен был уточнять тот, кто собирал показания. Не привлекай больше этого полицейского, и дело с концом.
Жорик на удивление покладисто закивал и уже даже набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить, но я вдруг четко осознала, что если я не разведу этих двоих, то они будут разговаривать вечно.
— Молчите оба! — рявкнула я. — Нам надо ехать! — тут в душе моей закопошилось нехорошее предчувствие. — Пусть даже с твоим, Георгий, планом. Будем делать вид, будто ничего не знаем, и смотреть, что предпримет аферистка. Если она еще находится у нас, конечно.
— Э… Может, все же вернете мне завещание? — нахмурился Лихогон.
— Обязательно, — заверил Жорик. — Но после операции разоблачения. Для притупления бдительности Марии мы должны продемонстрировать ей оригинал. В руки не отдам, обещаю. И кстати, нам действительно нужно спешить! Наш Артем мог попытаться отстоять справедливость, оказав противодействие попыткам Марии сбежать. Или мог так сильно влюбиться, что и сам, грешным делом, вот-вот станет закоренелым преступником.
Воображение мое, конечно, маниакально выбрало худший вариант из предложенных.
— И тогда, призвав на помощь лжекузена и «гору», околачивающихся, конечно же, где-то поблизости, из потенциальной преступницы Мария обратится в самую что ни на есть настоящую! — произнесла я и сама ужасно испугалась сказанного. — Что они сделали с нашим Темкой?!
Больше всех собственным предположением я напугала сама себя и теперь, никого не желая слушать, рвалась к своему форду. Георгий молча схватил меня за руку и не отпускал, выигрывая тем самым драгоценные минуты для принятия решения.
— При чем здесь Мишутка? — не отставал Лихогон, крепко удерживая меня за другую руку.
— О чем вообще идет речь? — подливала масло в общую панику Лизавета.
Сопровождавшие разрывали меня на куски, дергая в разные стороны, словно лебедь, рак и щука.
— Значит, так, — принял командование на себя Георгий, — по машинам! В той же комплектации, что и прибыли сюда. Таким образом, по дороге Катерина сможет ответить на ваши вопросы, а я — поразмыслить над ситуацией в тишине, — насмешливо подмигнул муж мне и снова вернулся к серьезному тону: — Встретимся возле поворота на нашу улицу. Мы с Катериной направимся прощупать ситуацию, попробуем разыграть мини-спектакль, а потом, исходя из поведения наших подозреваемых, все вместе определимся, как быть дальше.
К немалому моему удивлению, Лихогон был единственным, кто беспрекословно подчинился распоряжениям Георгия. Мы с Лизой еще пытались что-то вопрошать, но Георгий не слушал, а Петр Степанович сгреб нас с Лизаветой в охапку (меня — уважительно, а Лизу — совсем по-хозяйски, отчего та покрылась счастливым румянцем) и потащил к своей машине. По пути я строила из себя Гайюлийцезаря, одновременно отвечая на все вопросы и ежесекундно указывая дорогу.
Глава шестнадцатая,
многих со многим примиряющая
Для начала мы тихонечко подкрались к окну веранды и притаились под козырьком. Изнутри слышалась фоновая музыка, сопровождаемая приглушенным разговором. Слов было не разобрать, но говорили явно о чем-то личном. Сквозь ткань я смотреть не умела. Окно веранды я недавно собственноручно зашторила наглухо, чтоб неповадно было всяким подглядывать. Сама от себя зашторила, стало быть.
— Голос вроде Артема. Жив, значит, — больше жестами, чем словами, сообщил мне Георгий. — Ничего интересного мы, стоя тут, не узнаем. Надо с ними непосредственно поговорить. Только смотри не проговорись, что мы все знаем! Конспирация — наш главный товарищ сейчас! Пойдем в дом.
И мы вошли. То есть как раз наоборот, снова вышли на улицу. А потом уже, корректно и достаточно громко скрипя калиткой и весело переговариваясь, появились на пороге дачи.
— Такая прекрасная погода, а вы в помещении! — широко улыбнулся Георгий. — А мрачные чего такие? У нас — хорошие новости.
Молодежь наша действительно выглядела какой-то пришибленной. Заплаканная Маша смотрела прямо перед собой, а взъерошенный Темка прятал взгляд где-то в глубине своей чашки с чаем.
— Мы достали завещание! — Георгий явно пытался поднять присутствующим настроение. — Да что с вами?
— Достали завещание? — в один голос завопили Тема и Мария, совершенно одинаково неестественно выпучив глаза. — Правда?!
— Что за глупый вопрос? Если я берусь за дело, то всегда довожу его до конца. Завещание у меня. Только я его вам не отдам, — Жорик вдруг вспомнил мультик про почтальона Печкина. — Не отдам, потому что у вас докýментов нет.
— Усы и хвост их документы, — поддержала шутку мужа я.
— Погодите, а зачем нам документы? — оживился Тема, и мне показалось, что мысль о невозможности получения Машей завещания поселила в нем какую-то смутную надежду. — Что там такое в этом завещании?
— Крайне безграмотная формулировка. И куда только нотариус смотрел? — наигранно хмуро проговорил Георгий. — Но ничего, мы привлечем лучших юристов и отвоюем свое право на наследство. Или, Мария, у тебя есть другие предложения про то, что делать с этой бумагой?
— Нет у меня никаких предложений, — очень спокойно проговорила молчавшая все это время Маша. — И никаких прав тоже нет. Я вас обманула.
Мертвенная бледность неподвижного лица отчего-то делала ее глаза еще ярче, шевелились только губы, на нижней губе виднелась капелька крови.
— А нотариус смотрел в кошелек к Роберту Альбертовичу и на мои ноги, когда я кофе приносила, — тут Маша снова прикусила губу и резко отвернулась, отгородившись от нас разметавшейся копной волос.
