Последнюю фразу я произнесла так томно, что сама еле сдержалась, чтоб не расхохотаться.
— Мне вы голову не задурите, — быстро проговорил Кирилл, краснея при этом до кончиков волос. — Признавайтесь, зачем вам нужна эта роль?
Если уж ставить себя на роль исчезнувших девочек, так до конца. Нужно научиться думать как они. Что бы ответили на этот вопрос Лариса или Алла?
— Зачем? — Я улыбнулась как можно соблазнительнее. — Хочу стать знаменитой. Море цветов, мужчины — у ног моего вечернего платья, дорогие подарки…
«Стоп! Ты переигрываешь! Слишком глупо! Откуда у вечернего платья ноги?» — возмутился мой здравый смысл.
Впрочем, что еще может нести девушка, всерьез увлеченная театром?
— О господи, Шумилов нанял для поисков собственной дочери ненормальную!
— Рыбак рыбака видит издалека. Может, именно поэтому я и найду ее. Пьесу я уже получила, что еще ты должен был мне дать?
— Ничего, — сквозь зубы проскрипел Кирилл. — Дома выучите текст. А пока смотрите, как работает Аня, и запоминайте разводку.
— Кто кого разводит? — На этот раз я искренне растерялась.
— Это невыносимо! — Кирилл, не объяснившись, пересел к остальным актерам.
Проявляя наклонности утонченной садистки, я последовала его примеру. На сцене пока царила Зинаида Максимовна. Вышагивая взад-вперед по авансцене, она ругала массовку. И показывала, как нужно работать. Так как показывала она это одновременно за каждого из актеров, получалось все совершенно непонятно, но очень смешно. Впрочем, кроме меня, похоже, никто так не думал.
— Поздравляю с ролью, — шепнула мне на ухо Тигра, незаметно перебравшаяся во второй ряд и восседающая теперь за моей спиной. — А что нам с Кроной делать?
— Самосовершенствоваться, — доброжелательно посоветовала я. — Кстати, Тигра, а что такое разводка?
— Актеров разводят по ключевым позициям. В смысле, определяются с их дислокацией на сцене. В общем, решают, кто, куда и когда пошел.
— Понятно. Хорошо хоть не кто, кого и куда послал.
Настасья с Тигрой зафыркали в знак одобрения. Я вдруг почувствовала, что мне это приятно. Ну вот, не хватало еще, чтобы во мне обнаружилась страсть к публичному признанию.
Я решила не терять времени даром и, отвлекаясь от происходящих на сцене непонятностей, занялась выборочным чтением пьесы. Насколько я могла судить по тем отрывкам, которые изучила, Кирилл сделал весьма неплохую вещь. Ничуть не исказив авторский текст и не умалив хомутовского таланта, сумел превратить сборник рассказов в цельную, вполне пригодную для театральной постановки пьесу. Связующим звеном между рассказами в пьесе служили Герой и Героиня — придуманные сценаристом персонажи, которых, собственно, и обуревали всевозможные страсти, заставляющие зрительный зал вместе с ними искать решения самых странных задач.
Насколько я могла себе представить, действо должно было получиться весьма интересным. Как бы в подтверждение моих мыслей актеры начали прогон заданной четвертой картины. Несмотря на постоянно прерывающие репетицию возмущенные выкрики режиссерши и запинки Анечки, которая еще не успела полностью выучить текст, а потому постоянно заглядывала в находящуюся в ее руках тетрадку с ролью, происходящее на сцене мне нравилось.
— А ты талантливый сценарист, — шепнула я Кириллу, пересаживаясь на несколько кресел ближе к нему.
— Это ремесленничество, а не творчество, — неохотно отозвался Кир. — Мои самостоятельные вещи значительно лучше. Конечно, я приберег их для трупп посолидней, чем эта.
Я не успела ответить. Зинаида Максимовна громко захлопала в ладоши и объявила перерыв.
— Катерина, подойдите сюда! Деточка, скажите, вы намерены принимать участие во второй части занятий?
Это особое предупреждение всерьез насторожило меня.
— Намерена, намерена! — с места подал голос Кир. — Говорит, всерьез хочет заняться театральным искусством. Я сто раз переспрашивал.
Я мысленно обругала режиссершу за слишком громкий голос, а Кирилла — за манеру вмешиваться куда не следует.
— Да что это за страшная вторая часть занятий такая? Что вы меня все ею пугаете?
— Ничего особенного. Сценическая речь, пластическая разминка, пара этюдов… В общем, тренировочные занятия. Как в школе. Вообще-то это должна была быть первая часть занятий, но мне было важнее понять, сможем ли мы играть с Аней, — ответила режиссерша.
— Да, новички обязаны тренироваться! — с видом победителя подначивал Кирилл. — Искусство требует жертв. Не обучив, мы никак не сможем взять вас в спектакль. Если вы собрались посвятить себя театру, надобно отбросить всякое стеснение…
Неужели я произвожу впечатление человека, не способного выйти на сцену, чтобы немного потренироваться? Я бросила на сценариста уничтожающий взгляд и утвердительно кивнула Зинаиде Максимовне.
— Перерыв окончен, собираемся! — протрубила режиссерша.
Сначала была речевая разминка. Взрослые люди встали в круг и начали старательно строить друг другу рожи. Вытягивали свернутые трубочкой губы и крутили получившимися пятачками в разные стороны. Я чувствовала себя инопланетянкой. На моей планете так себя не вели.
— Разминаем мышцы лица, — поясняла мне заботливая Тигра, то и дело отхватывая замечания за болтливость, однако умолкая при этом лишь на короткое время. — Это что! А вот моя мама, если опаздывает на спектакль, вынуждена прямо в метро разминкой заниматься. Окружающие в ужасе шарахаются от нее. Хороший способ избежать толкучки в общественном транспорте, но вообще, конечно, жутко неудобно.
Оказалось, что Тигрина мама — настоящая драматическая актриса, работающая в профессиональном театре.
После мимических и дыхательных упражнений труппа занялась звуками. Я усердно р-р-рычала и м-м-мычала вместе со всеми. Ничуть не отличаясь от остальных новичков, я не справилась с «рь», оказавшимся при попытках растягивания ужасно противным звуком. Громко тянуть заветное «рь» могли только ребята со стажем занятий сценречью. Глаза мои становились все круглее и круглее, речь, судя по затраченным усилиям, все лучше и лучше, а голова — все глупее и глупее. Когда от поражающих интеллектуальной насыщенностью скороговорок (вроде «купи кипу пик!») труппа перешла к грудному крику «а-а-а!», я уже почти уверилась, что искать никого не надо, потому что Лариса с Аллой исчезли по собственному желанию. От таких странных занятий, как театральное мастерство, я б и сама сбежала куда подальше.
После «а-а-а!» надлежало перейти к воплю «у-р-р-а!». Причем режиссерша все время обвиняла нас в том, что мы кричим «связками, а не животом». Честно говоря, я, всю жизнь полагавшая, что живот существует совершенно для других задач, чувствовала себя безосновательно раскритикованной.
Сценическим движением оказался урок, напоминающий занятия экстремальной физкультурой. В середине любого упражнения Зинаида Максимовна могла резко хлопнуть в ладоши и закричать: «А теперь делаем эти же наклоны, но испуганно! А теперь их же, но замерзая!» Когда всем было предложено поучаствовать в коллективном этюде, где «каждый должен выразить себя посредством стула», я опешила и позволила себе уточнить, имеется ли в виду стул, на котором сидят, или… Режиссерша пригрозила выгнать меня, а коллектив встретил вопрос взрывом смеха, будто очаровательную шутку.
