Все втроем мы отрицательно замотали головами. С Киром следовало поквитаться какими-то другими методами.
Перед тем как осчастливить возмущенных жителей нашим отъездом, Георгий решил еще на несколько минут вернуться к Хомутову. «Надо ж объяснить мужику, чем вся эта суматоха окончилась. Он же даже про ловушку в собственном подвале ничего не знает».
— Нечестно! — вдруг загундосила Тигра. — Нам запрещаете кому-либо рассказывать о ловушке, а сами рассказываете.
— Не говори ему ничего про девочек. Сообщи просто, что я нашлась, — посоветовала я.
— Он будет счастлив, — усмехнулся Георгий и уже через пять минут вернулся к форду с готовностью уезжать.
Ксении я позвонила по дороге домой.
— От подробностей пока воздержусь, — говорила я мягко. — Но знай, что все хорошо. Девочки нашлись. Ты можешь идти домой, но, пожалуйста, сделай это тайно. Шумилова я уже обо всем предупредила. Никому — прошу тебя! — ничего не рассказывай. Необходимо сделать вид, что ты так и не нашлась. Нет, пока никакого плана нет, но и заранее раскрывать карты мы тоже не хотим. Чего хотим? Сейчас только одного — успокоиться. А там видно будет.
Глава семнадцатая
О том, что в отмщенном состоянии преступник кажется куда милее
Из-за всех этих переживаний у меня день перепутался с ночью. Утро настойчиво теребило телефонными звонками, пробивающимися сквозь жалюзи солнечными лучами, звонкими голосами каких-то спросонья не опознаваемых визитеров, но я не сдавалась. Попросту не могла открыть глаза. Георгий отнесся к такому повороту событий с пониманием, плотно закрыл дверь в спальню и объявил мой кабинет временно несуществующим.
Наконец проснувшись, я обнаружила полное отсутствие в доме людей и кофе. На холодильнике красовалась примагниченная смайликом записка:
Не хотел будить. Есть новости. Ничего не предпринимай. Храни все в секрете. Жди.
Ну что же это такое! Мне что теперь, до конца жизни суждено чьи-то шифрованные тексты разбирать? Не мог как-то понятно все объяснить? Какие еще новости? Откуда? Что за мир такой: на миг глаз прикрыть нельзя, сразу что-то приключается.
Попутно я взглянула на часы и поняла, что про «миг» я погорячилась. На то, чтобы приключиться, у новостей было практически полдня.
— Алле, детективное агентство Order. — Настасья куда-то испарилась, и я снова разыгрывала из себя секретаршу.
— Занятия в театре пошли вам на пользу. Вы уже похоже изображаете. Счастлива приветствовать! Звоню, хоть радость сейчас и неуместна, поблагодарить за то, что вернули Аллу, Ларису и Ксению. — Все это режиссерша говорила настолько печально, что я ужасно взволновалась.
— Что случилось?
— Маразм продолжается. Видимо, мне пора уже привыкнуть. Мир — несовершенная структура. В нем всегда чего-то не хватает. Находишь одно — неминуемо теряешь другое.
Интонациями ее монолог очень походил на меланхоличные речи ослика Иа из мультфильма про Винни-Пуха.
— Простите, но ведь, кажется, мы пришили ваш хвост на место. В смысле, обе героини нашлись и оказались целыми и невредимыми, — недоуменно сказала я и тут же спохватилась. А вдруг именно факт возвращения актрис имел в виду Жорик, повелевая мне «хранить все в секрете».
— Да. Но, в отличие от Иа, у меня много хвостов. — Режиссерша правильно поняла мою аллегорию. — Я — осел-многохвост. И при счастливом возвращении одного тут же пропадает кто-то другой. Героини появились — герой пропал. Кирилл не явился сегодня на репетицию и не предупредил никого. За много лет занятий в театре с ним такого еще ни разу не случалось. Я уверена, что это неспроста.
Ну вот… Как я могла?! Кто позволил мне отдыхать в тот момент, когда преступник разгуливает на свободе? Уехал, сбежал, скрылся. Избежал возмездия и даже элементарных укоризненных взглядов. Не говоря уже о публичном разоблачении и разбирательстве. Как я могла упустить его?
— Боюсь, с ним случилось что-то нехорошее, — продолжала режиссерша. — Он очень ответственный в отношении репетиций человек.
Похоже, актрисы и Жорик не сообщили Зинаиде, что ее «ответственный человек» по совместительству еще и коварный злодей, которого мы только что разоблачили. У него теперь имеется масса причин для немедленного бегства, так что удивляться не приходится.
— Может, приболел? Или срочные дела? — осторожно заметила я.
— Не похоже, — тяжелым паровозом вздохнула режиссерша. — Его все видели. Он шел на репетицию. Разговаривал с ребятами. Радовался вместе с ними возвращению девочек. А потом вдруг — бац! — и исчез. И дома его нет. Знаете, я так теперь волнуюсь… Может, он тоже в какую ловушку попал? Вот, решила вам позвонить, посоветоваться, стоит ли бить тревогу. Какая-то массовая истерия у нас всех.
«Вот уж действительно массовая истерия, — мысленно согласилась я. — Только все разгадали и распутали, как мои доблестные бойцы сгоряча новых загадок наплодили. Куда они дели Кира?»
— Ничего не предпринимайте. Я вам перезвоню. Сейчас разберемся.
Не зная, что именно наговорили девочки режиссерше, я не могла продолжать разговор. Врать не хотелось. Но и мешать каким-то задумкам девочек тоже. Отчего, интересно, они не стали выдавать сценариста, а дали ему сбежать? Они видели его, разговаривали с ним… А потом? Предложили ему скрыться из города, что ли?
Я уже собиралась звонить всем и просить объяснений, как в двери закопошились.
— Немедленно объясни мне происходящее, или я закачу грандиозную истерику! — бросившись к Георгию, затараторила я.
— Боюсь, ты сделаешь это, как раз если я расскажу тебе все. Только поверь, я здесь ни при чем. Это все твои актрисы. Вот странный народ. С другой стороны, я не мог отказать им. Жажда мести — навязчивое чувство, никого еще до добра не доводившее. Ее лучше сразу утолять в безобидных формах.
— Вы что, — вытаращила я глаза, — убили Кирилла?
— Это, по-твоему, безобидная форма? — удивился Георгий и на всякий случай отошел от меня подальше.
— Наиболее безобидный из всех вариантов, что я придумывала для наказания негодяя. Но я придумывала их, сидя в ловушке. Здесь, на свободе, я уже не слишком хочу мстить.
— Ты удивишься, но способ мести придумал не кто иной, как твоя сестрица. Ей надоело быть фоновым сотрудником, и она, так сказать, проявила себя. Поступков ребенку захотелось.
Чтобы немедленно не свалиться в обморок, я подбежала к Жорику и схватилась за него обеими руками.
— Что она натворила? — с ужасом выпалила я.
Жорику ничего не оставалось, кроме как рассказать мне всю правду. Я внимательно слушала и никак не могла избавиться от мысли, что для пущей правдивости к известному «весь мир — театр, а люди в нем — актеры» необходимо добавить еще одно слово. Абсурд. Весь мир — театр абсурда.
