В лавку вошел мистер Гуд. Он неторопливо огляделся и улыбнулся, увидев птицу.
– И ты тут! Как мило.
– Что тебе надо? – спросил Марк.
– Я думал, что ты хотел поговорить, – удивленно ответил гость.
– Ты ошибался.
– Да брось! – Он вдруг удивительно ловко подхватил стул и оседлал его, оказавшись напротив Кауфмана. – Ты же хочешь прекратить все это?
– Что это? – фыркнул Марк.
– Что еще у тебя осталось? Я заберу все, слышишь, Кауфман, все! – Теперь Гуд буквально шипел от радости. – Как забрал пацана!
– Ты не можешь забрать у меня то, что мне не принадлежит, – пожал плечами Марк.
– Я уже сделал это! Все заплатят за твое предательство, все!
– Хватит, убирайся отсюда, – махнул рукой Кауфман.
Гуд усмехнулся. Встал и медленно поставил стул на место.
– Все зыбко, Кауфман, да? Совсем не на что опереться? – хихикнул гость.
– Так было всегда, – спокойно ответил Марк. – Единственное, что неизменно – это слово.
– Ты все проспал, мир уже не тот, что раньше, и слово больше ничего не стоит! – Мистер Гуд снова хихикнул и пошел к двери, но вдруг обернулся. – Ты все еще надеешься на искупление?
– Иди к черту!
Марк снова закурил. Посмотрел на птицу. Та чистила перья и не обращала на него внимания. Вдруг снова звякнул колокольчик. Марк с интересом посмотрел на табличку. Лос-Анджелес. В лавку вошла Мария.
– Я нашла деньги! Если бы вы только знали, чего мне это стоило! А где красавчик? – Она поискала глазами Эзру.
Глава 19
Звякнул колокольчик, Марк оторвался от газеты и посмотрел на надпись. Зальцбург.
В лавку вошла Клара. Марк не сразу узнал ее в лыжном костюме.
– Лыжи или сноуборд? – спросил вместо приветствия Кауфман.
– Сноуборд, а что? – опешила Клара.
– Не знаю, поддерживаю светскую беседу, – ответил Марк.
– Все в порядке? – настороженно спросила Клара.
На стеллаже вдруг зашевелилась птица. Огромный сокол протяжно крикнул, хлопая крыльями и поднимая пыль вокруг себя.
– Боже, это у тебя откуда? – воскликнула Клара.
– Иди погуляй, разомнись! – скомандовал Марк и щелкнул чем-то под прилавком. Птица послушно спланировала к выходу и замерла.
– Открыть дверь? – спросила Клара.
– Либо научи его делать это самостоятельно, – предложил Марк альтернативу.
Девушка подошла к двери, посмотрела на птицу. Сокол терпеливо ждал. Клара потянула ручку на себя, образовалась щель. Сокол наклонил голову набок и посмотрел на девушку. Та усмехнулась и распахнула дверь во всю ширь. Только тогда птица неторопливо вышла наружу.
– Умная, – хмыкнула Клара.
– Умный, – поправил Марк.
– Да хоть как. Что-то у тебя пыльно. Эзра ушел с головой в учебу? – Клара посмотрела на медленно оседающее облако пыли, поднятое соколом.
– Ушел, – кивнул Марк. – Возможно, даже в учебу.
– Подожди, – нахмурилась Клара, – Эзра ушел?
– Я даже не знаю, как еще это сказать, если словами ты не понимаешь. Ушел.
– В каком смысле?
– Да что же такое? Где-то у меня тут была бумажка, сейчас напишу.
– Не надо ничего писать, я просто удивлена.
– Почему?
– Мне казалось, что скорее рухнет мир, чем этот мальчишка добровольно покинет лавку. Он ведь будто создан для нее. Я была уверена, что он тут всю жизнь проживет.
– Очевидно, он не знал о твоих планах на его жизнь. Найди его и заставь пожалеть об этом, – хмыкнул Кауфман.
Клара помолчала, оглядывая лавку. Теперь ей всюду виделись следы отсутствия Эзры.
– У тебя правда пыльно и грязно, надо же с этим что-то делать.
– Это антикварный магазин, а не больница, тут за пыль можно брать наценку, – отмахнулся Марк.
– Тебе не одиноко? – вдруг сменила она тему.
– Как Эзра связан с моим одиночеством?
– Ну, ты теперь один.
– Я всегда один, – сказал Кауфман. – Как и все мы, впрочем. Но это не повод страдать.
– У тебя вообще нет поводов для страдания, – подхватила Клара.
– Дело в природе страданий, – занудно начал Марк. – Ничто не может заставить нас страдать, если мы сами того не хотим. Есть только одно исключение.
– Какое?
– Когда мизинчиком об угол бьешься, вот тогда – да. Даже не успеваешь прибегнуть к мудрости веков.
– Дурак, – хихикнула Клара. – В общем, ты, как всегда, – не унываешь. А я вообще-то по делу: Генри снова не выходит на связь. У меня плохие предчувствия.
Марк неторопливо достал из-под прилавка трубку и кисет. Долго закуривал. Клара ждала, зная, что ускорить процесс не в ее силах.
– Есть две новости, хорошая и плохая.
– Черт. – Клара побледнела. – Марк, давай только без твоих штучек.
Кауфман выпустил струю дыма и серьезно посмотрел на Клару.
– Ладно, давай плохую, – махнула рукой девушка.
– Ты больше никогда не увидишь Генри.
Клара побледнела еще сильнее, потерла руками лицо, потом оперлась на стойку, закусила губу, глядя в пол.
– Пожалуй, цвет твоего лица сравнится с цветом снега на склонах Зальцбурга, – поэтично заметил Марк. – А если ты разденешься…
– Заткнись, Кауфман, – попросила Клара. – Давай хорошую новость и молись, чтобы она была действительно хорошей.
– Генри жив.
Клара удивленно посмотрела на Марка. Лицо ее стремительно наливалось краской.
– Ты гребаный старый маразматик! Я думала, что он погиб! Я тебя пристрелю, паршивая развалина! – Клара стала рукой шарить по поясу, но, очевидно, не нащупала искомого.
– Уже успела подумать о том, у какого портного закажешь траурное платье? – съязвил Кауфман.
– Ты издеваешься?! – Теперь лицо Клары можно было сравнить с закатным солнцем.
– Нет, я абсолютно серьезен, – ровным голосом сказал Марк. – Десять секунд назад ты была на пике страдания, прямо-таки на грани отчаяния, в чем причина?
– Твои сраные шутки!
– Нет. Твои мысли. – Марк указал трубкой на голову. – Вот где источник страданий.
– Я что, просила устраивать мне лекцию? – успокаиваясь, спросила девушка.
– Ну, ты спросила о природе страданий, теперь ты как минимум знаешь, где их источник.
– Ладно, теперь давай серьезно, – подняла руки Клара. – Что значит, я больше никогда не увижу Генри?
