– Это она рассказала мне об этом месте. Я думал, вы вспомните ее или ее мать. Бабушку звали Анна, – пояснил гость, внимательно следя за реакцией Кауфмана.
– Может и помню, – пожал плечами Марк. – Итак, Хаукур, сын Хельги, что же тебе нужно?
– Я хочу знать, кто убил мою мать.
Марк удивленно приподнял брови, а потом вдруг стал ощупывать голову. Гость следил за происходящим и наконец не выдержал.
– Что вы делаете?
– Ты видишь у меня на голове охотничью шляпу? – ответил Кауфман вопросом на вопрос, продолжая растрепывать свои не слишком густые седые волосы.
– Нет, – спокойно проговорил Хаукур.
– Фух! Значит, ее нет. Что, в свою очередь, значит, что я точно не Шерлок Холмс. Хотя, конечно, мой исключительный интеллект мог ввести тебя в заблуждение. Даже я иногда забываюсь.
– Да, мне говорили, что вы странный, – по-прежнему не смутившись, заметил Хаукур.
– Это не я пришел в антикварный магазин, чтобы узнать у его хозяина, кто упокоил мою матушку, – злобно фыркнул Кауфман. – Ты в бакалее стройматериалы не покупаешь?
– Нет.
– В общем, иди в полицию.
– Послушайте, – все так же спокойно продолжал Хаукур, – моя мать сказала, что вы можете помочь тогда, когда надежды нет. Поэтому я тут. Полиция говорит, что это самоубийство, и не хочет продолжать расследование.
– Если у тебя действительно нет надежды, то зачем ты пришел?
– Узнать, кто убил мою мать, – ответил Хаукур.
– Упертый викинг, – кивнул Кауфман, – понимаю.
– Я не упертый.
– Упертый.
– Нет.
– Да ты прямо сейчас уперся!
– Так вы мне поможете? – не изменяя своему спокойствию, спросил Хаукур.
– Ладно, только если честно ответишь на два вопроса, – предложил Кауфман.
– Хорошо, – согласился посетитель.
– Ты называешься сыном Хельги, то есть не по отцу, что в общем-то случается в Исландии, особенно когда отпрыск не хочет иметь связи с отцом. Скажи честно – твой папа какой-нибудь сказочный пещерный тролль? Это от него ты унаследовал такую упертость и непробиваемость?
– Нет, – коротко ответил Хаукур. – Следующий вопрос.
Кауфман с интересом осмотрел посетителя. Тот стоял так уверенно, будто бы врос в пол.
– Допустим, я найду способ узнать, кто убил твою мать, что ты собираешься делать с этой информацией?
– Сначала я узнаю, зачем он это сделал.
– Почему он? Может, это она?
– Или она, – спокойно согласился Хаукур.
– И что потом?
– Пока не знаю.
– Тогда сходи, узнай у кого-нибудь и возвращайся, – махнул рукой Кауфман, раскрывая газету.
– Какая вам разница, что я намерен делать? – спросил Хаукур.
– Я не буду тебе помогать, если ты собираешься мстить, – ответил Кауфман.
Хаукур задумался, поигрывая своей бородой.
– Хорошо, а если я не буду мстить?
– Будешь, – уверенно сказал Кауфман. – Или ты хочешь сказать, что обстоятельства и мотив убийства смогут повлиять на твое решение?
– Да, – серьезно кивнул гость.
– Вот тут мне стало интересно. Что за мотив может оправдать в глазах сына убийство его матери? Что за обстоятельства могут считаться смягчающими? – с нескрываемой иронией спросил Кауфман.
– Состояние аффекта, безвыходная ситуация, – начал перечислять Хаукур, загибая пальцы, – случайность, самозащита, защита близкого человека.
– Символично, – хмыкнул Кауфман, указав на сжатую в кулак руку посетителя. – Я не представляю, как все перечисленное тобой оправдывает убийцу.
– То, что я перечислил, – справедливо.
– Допустим, хотя тут я с тобой не согласен. Вот что мне непонятно: ты хочешь найти убийцу и отомстить или борешься за справедливость?
– Как одно противоречит другому? – не понял Хаукур.
Кауфман некоторое время помолчал, будто бы раздумывая, стоит ли отвечать на вопрос. Посетитель ждал.
– Справедливость подразумевает беспристрастность. Месть – наоборот.
– Хорошо, – пожал плечами Хаукур. – Тогда я хочу справедливости.
– Не верю, – грустно сказал Кауфман.
– Мне?
– Не верю в справедливость, в беспристрастность и тебе.
– Я дам слово, что не буду мстить, если у убийцы не было злого умысла.
– Во-первых, до чужих умыслов тебе никогда не добраться, ты и в своих-то путаешься. А во‐вторых – почему я должен верить твоему слову? – спросил Марк.
– Потому что так делают мужчины. Дают слово, держат слово и верят в слово. На этом держится мир.
– Верят каждому слову не мужчины, а идиоты, – произнес Кауфман. – Мужчины думают о последствиях своего доверия.
– Я никогда не нарушал данного мной слова, – приподняв подбородок, заявил Хаукур.
– Очень рад за тебя, но это не меняет моего решения. Ты тут вообще ни при чем.
– Как это ни при чем? Есть разница – довериться такому надежному человеку, как я, – он указал себе на грудь большим пальцем, – или проходимцу?
– Никакой, – отмахнулся Кауфман.
– Не понимаю. – На лице Хаукура впервые проступило удивление.
– Что тут непонятного? Какая мне разница, кто меня обманет? Думаешь, если это сделает уважаемый и надежный человек, то эта мысль меня будет греть и радовать? Мол, сам Хаукур меня обманул! Эксклюзив!
– Это паранойя, вы так никому никогда не сможете доверять, – покачал головой посетитель.
– Ну почему? Себе могу.
– Это и есть паранойя, – то ли в шутку, то ли серьезно сказал гость.
– Зря ты иронизируешь. Если тебе что-то непонятно – это не значит, что это не работает.
– И как же это работает?
– Ты никогда не угадаешь, что за человек перед тобой, обманет он тебя или нет. Это невозможно. Но ты всегда можешь рассчитывать на себя, – cказал Марк и посмотрел на Хаукура. Тот внимательно слушал. – Предположим, что ты меня обманешь. Такое вполне возможно. Тогда вопрос в том, переживу ли я это? Справлюсь ли с последствиями? Если да, то я готов рискнуть. Как видишь, ты тут ни при чем.
– То есть вы не верите, что справитесь с результатами моего обмана, – рассуждал Хаукур. – То есть боитесь, что я, узнав имя убийцы, отомщу ему, несмотря ни на что.
– Именно, – зевнул Кауфман.
– Но что вам за дело до убийцы? – Хаукур пристально смотрел на Марка. – Звучит так, будто вы знаете, кто он, и не хотите, чтобы он пострадал.
