– А как связаны долг и любовь?
– Долг – это проявление чувства любви и благодарности, – уверенно, будто заученно, выдала девочка.
– Это тебе твоя прапра сказала?
– Да!
– Ну, в общем, она сказала полную чушь. Возможно – это маразм, – пожал плечами Кауфман.
– Настоящий мужчина никогда не скажет так о даме, – заметила Моника.
– Видимо, я не настоящий. А еще, как мы выяснили, негодяй и трус. На сегодня допрос окончен?
Моника задумчиво посмотрела на Кауфмана, пытаясь понять, он действительно сознался во всех вышеперечисленных грехах или просто хочет отделаться от нее.
– Почему прапра влюбилась в вас? – все так же серьезно спросила девочка.
– Может, это надо у нее спросить? – усмехнулся Марк.
– Она не говорит, я спрашивала.
– Ну да, она такая же пробивная, как ты, только у нее опыта лет на девяносто больше, – улыбнулся Марк. – Особо не допросишь.
– Почему прапра в вас влюбилась? – повторила Моника. – Вы же негодяй, трус и даже не джентльмен.
– Может быть, именно поэтому. Девушки любят плохих парней, – хихикнул Марк.
– Отвечайте серьезно.
– Да-да, понимаю, орднунг. У любви нет причин, поэтому нет ответа на твой вопрос.
– Это неправда. Меня любят за то, что я послушная, умная и дисциплинированная, – уверенно сказала Моника.
– Очевидно, ты не всегда была такой. Думаю, что, когда ты родилась, ты больше походила на филе, чем на гордость нации. Хотя, конечно, допускаю, что именно ты появилась на свет, маршируя…
Девочка задумалась. Потом махнула рукой.
– Итак, прапра любила вас без причины, даже несмотря на то, что вы трус и негодяй. – Девочка будто протокол составляла.
– Клянусь, меня никто так не полоскал за последние лет восемьдесят.
Моника пропустила это мимо ушей.
– Сделайте ее снова молодой, – вдруг попросила девочка.
– Зачем? – удивился Марк.
– Чтобы она могла прийти сюда убедиться, что вы негодяй, трус и даже не красавец.
– А это-то мне зачем делать? – еще больше удивился Кауфман.
– Чтобы она вас разлюбила, – серьезно сказала Моника.
Марк смотрел на девочку, та угрюмо смотрела на него.
– Я не могу сделать твою прапра молодой, – развел руками Кауфман.
– Можете. Она сказала мне, что вы волшебник.
– Но это не значит, что я могу все, к сожалению.
– Даже волшебник из вас никудышный, – вздохнула Моника. – Но она все равно вас любит.
– А почему тебя это так беспокоит? – поинтересовался Марк.
– Потому, что она любит вас больше, чем меня, хотя я больше заслужила ее любовь! Вы трус, негодяй, хам и никудышный волшебник, а я умная, дисциплинированная и воспитанная!
Кауфман наконец понял, для чего нужен был допрос. Он покрутил в руке карандаш, подумал.
– Почему ты думаешь, что твоя прапра любит меня больше, чем тебя? – рисуя на газете треугольники, спросил Марк.
– Потому что она все время о вас говорит. Постоянно!
– Все немножко сложнее, чем тебе кажется, Моника.
– Нет тут ничего сложного! Сделайте так, чтобы она вас не любила! Вам все равно, а мне это нужно! – топнула ногой девочка.
– Я бы с удовольствием сделал так, чтобы твоя прапра меня вообще забыла, если бы мог. – Треугольники получались неровными и убогими. Марк отложил карандаш.
– Вы совсем никудышный волшебник, – сокрушенно покачала головой Моника. – Хоть что-то вы можете сделать?
– Могу поговорить с тобой, – пожал плечами Кауфман.
– Спасибо, с прапра вы уже поговорили в свое время, – отмахнулась Моника, – до сих пор забыть не может.
Кауфман улыбнулся и задумался. Моника, растерявшая весь свой пыл, как-то неловко мялась у прилавка.
– А почему ты просишь меня сделать так, чтобы твоя прапра разлюбила меня, а не полюбила тебя сильнее? – Кауфман откинулся в кресле и посмотрел в потолок на выключенный светильник.
– Потому что вы недостойны ее любви, – ответила Моника. – Она не понимает, какой вы на самом деле. Ей кажется, что вы хороший человек. Она, конечно, злится на вас за то, что вы ушли, но все равно любит.
– Таким она меня и запомнила. Не успела разочароваться. В некотором смысле ты права – твоя прапра не знает, какой я на самом деле, она любит не меня, а то, каким она меня придумала.
– От этого никому не легче, – посетовала Моника.
– Нет, пойми. Она любит того, кого придумала. А придумать можно что угодно, понимаешь?
– Я не ребенок, я все понимаю, – вздернула нос девочка.
– Очевидно, нет. Спрошу прямо – ты готова лишить ее такого воспоминания? Отнять у нее историю любви, в которой все выдумано? Все идеально и прекрасно.
– Не все идеально, – заметила девочка. – Вы ее бросили, одну, беременную, вы негодяй.
– Это тоже часть истории. Просто история стала немножко трагичной. Это же только лучше для хорошей истории. – Марк как-то криво улыбнулся.
– Может быть, – неуверенно протянула Моника.
– И ты пытаешься отнять у нее это? Ты соревнуешься с фантазией твоей прапра. Понимаешь? Ты никогда не будешь лучше, чем фантазия. У тебя нет шансов, ведь ты не выдуманная.
– Что-то мне не стало легче, – вздохнула Моника.
– Нет, остановись, осознай, что я сказал.
Настала тишина. Моника сделала серьезное лицо, очевидно, именно так в ее понимании выглядел процесс осознания.
– Вернемся к вопросу, – усмехнулся Кауфман. – Ты готова лишить ее такой истории? Такой любви?
– Зачем нужна любовь, если она не взаимна? Вы явно ее не любите, – надулась Моника.
– Но в истории-то люблю, – возразил Марк. – Итак, да или нет? Орднунг.
– Нет, – буркнула Моника.
– Хорошо. Тогда перейдем к твоему вопросу. Ты спросила, зачем нужна любовь, если она не взаимна? – уточнил Кауфман.
– Да.
– А зачем она вообще нужна? – Марк посмотрел на девочку. Та, очевидно растерялась, видимо, прапра не успела вбить в ее голову ответ на такой вопрос.
– Ну… Это хорошо. Так должно быть.
– Чего хорошего? Сплошное разочарование, – ухмыльнулся Марк.
– Ну не знаю. Любовь должна быть…
– Ну и зачем? – не отставал Марк.
– Да не знаю! Хватит из меня дуру делать, – буркнула девочка.
– Пойдем по-другому. Прапра тебя любит?
