Следующий этап — эвисцерация, выделение внутренних органов единым комплексом. Я многократно видел, как это происходит, и прекрасно знал, что, как и где нужно подрезать для того, чтобы легко извлечь органы, но умерший мужчина был очень толстым, да к тому же гнилым, и это затрудняло процесс. Надо заметить, что эксперт тогда работал в белом или синем халате, перчатках и многоразовом клеенчатом фартуке, который мылся водой после каждого рабочего дня и высушивался. Перчатки, кстати, тоже использовались несколько раз. Некоторые эксперты носили шапочки, но это было необязательно, а маски не надевал никто, не говоря уж о защитных экранах для лица. Точно так же оделся и я.
Начав серединный разрез, как положено, в нижней трети шеи, я повел реберный нож вниз, стараясь не забыть о том, что пупок следует обходить слева, и совершенно упустил из виду одно обстоятельство. При гниении в полостях организма и в тканях накапливается большое количество гнилостных газов, которые раздувают труп так, что живот напоминает барабан. Я много раз видел, как при разрезе брюшины газы резко, с шумом вырываются наружу, но на том, первом вскрытии, совершенно забыл об этом. Если нож острый, а руки еще не поставлены, то случайно разрезать пристеночную брюшину на туго натянутом животе очень легко. Так и произошло. Стараясь сделать прямой разрез, я наклонился над телом, и в этот момент почти в лицо мне ударила струя вони. Картину дополнял противный пукающий звук. Говорят, если в этот момент поднести спичку, гнилостные газы ярко вспыхнут, но я никогда это не проверял. Я рефлекторно откинулся назад, и, думаю, со стороны это выглядело довольно смешно. Мне было неудобно и немного стыдно, но мои старшие коллеги тактично не засмеялись и даже, как мне показалось, не обратили на это внимания. В дальнейшем я неоднократно наблюдал такую же ситуацию не только у молодых, но и у экспертов с большим опытом, потому что порой просто невозможно угадать толщину брюшины и ее плотность.
Иногда эксперта может подвести новый инструмент. Дело в том, что рука привыкает к одному и тому же ножу, врач знает степень его заточки и то усилие, которое необходимо приложить, чтобы разрезать ту или иную ткань, работая, что называется «на автомате». С новым ножом, очень острым, имеющим заводскую заточку, такой автоматизм ломается. Мой коллега как-то исследовал труп и при выделении грудины сделал разрез не сверху вниз, как положено, а снизу вверх, к лицу. Усилия он приложил обычные, но нож был новый и резал так хорошо, что по инерции свободно рассек грудинно-ключичное сочленение, подбородок, щеку, глаз и кожу на лбу. Все произошло моментально. Санитарам потом пришлось постараться, чтобы замаскировать этот разрез.
Когда газы вышли, стало проще, но было все так же неприятно. Я обмотал рукоятку ножа полоской ткани, оторванной от старой простыни (в секционном зале всегда лежат какие-то тряпки), для того чтобы рука не скользила по жирному металлу. Дело в том, что при гниении жировая клетчатка становится полужидкой и очень скользкой, и если не принять меры, то пальцы могут съехать прямо на лезвие ножа.
Я отсепаровал кожу, подкожную жировую клетчатку и мышцы груди вправо и влево и обнажил грудину. Далее требовалось ее удалить, для чего вначале ножом нужно пересечь суставы, которые соединяют грудину и ключицы, затем двумя резкими движениями сверху вниз разрезать хрящевые части правых и левых ребер, а потом аккуратно поднять грудину снизу и, постепенно подрезая клетчатку средостения, вынуть ее. Ничего сложного, правда, если у эксперта есть опыт, а труп — не гнилой и не толстый. Опыта у меня не было, а толстый и гнилой труп имелся, поэтому я опять провозился. Наконец, удалив грудину, я стал осматривать грудную и брюшную полости, заполненные маслянистой вязкой, желтоватой, зловонной гнилостной жидкостью. Следовало вычерпать ее специальным черпаком, при этом измерив ее объем, и затем приступать к выделению органокомплекса».
«Вы имеете в виду вскрытие органов?» — поинтересовался я.
«Не совсем. Вначале эти органы необходимо извлечь из тела, причем, единым комплексом — это самый распространенный и удобный способ. Технику эвисцерации в теории я знал хорошо, но на практике это оказалось труднее. Решив начать с относительно легкого этапа, я сперва подрезал купола диафрагмы, двигаясь ножом к позвоночнику. Хитрость заключается в том, чтобы левой рукой зацепить и поднять почку, а правой рукой резать за ней, по клетчатке. Важно при этом не порезать почки и собственные пальцы, потому что работать ножом нужно вслепую, я же тогда вообще действовал на ощупь. Конечно, обе почки я искромсал, но сам умудрился не порезаться, потому что довольно глубоко заводил руку в живот и изнутри поднимал внутренние органы. Обе руки по локоть оказались испачканы гнилостной жидкостью вперемешку с кровью.
Самое сложное — выделить органокомплекс шеи: язык, гортань, подъязычную кость. Делать это следует очень аккуратно, чтобы не сломать хрящи или подъязычку. Процесс этот тоже проходит практически вслепую: большой ампутационный нож лезвием вверх вводится в уже имеющийся секционный разрез у одного из углов нижней челюсти, затем пилящими движениями продвигается к противоположному углу, при этом как бы скользя по внутренней поверхности челюсти. В это время лезвие ножа очень близко подходит к коже шеи, и велика возможность ее разреза, особенно если у человека крупный выступающий кадык. Далее эксперт через секционный разрез вводит руку, подводит ее внутри шеи под челюсть, захватывает верхушку языка и за нее извлекает наружу органокомплекс. Если предыдущий этап проведен правильно, то сделать это довольно легко. Конечно, у меня с первого раза не получилось выполнить все качественно, я порезал язык в нескольких местах, но минут через двадцать все-таки справился. Осталось только подтянуть весь комплекс вниз и отрезать клетчатку малого таза и прямую кишку.
К окончанию эвисцерации я весь вымок — отчасти от пота, отчасти от выделений трупа. Фартук и очки были уляпаны, а на вонь я уже не обращал никакого внимания. Продолжить вскрытие наставник мне не позволил, и не из-за моей неумелости, а по банальной причине: за то время, что я потратил, можно было полностью вскрыть двух покойников. Уставший, но все-таки довольный собой, я пошел в душ.
Потом, уже работая самостоятельно, я старался одеваться максимально закрыто и всегда прикрывал лицо защитным экраном от мелких брызг. Среди экспертного сообщества ходит байка о том, что эксперты старой дореволюционной школы иногда на спор вскрывали труп, не снимая фрака, после чего ехали в нем в театр, — идеально чистый фрак якобы свидетельствовал о профессионализме доктора. Думаю, что это выдумки, потому что вскрывать труп во фраке есть дурость, хотя эксперт с опытом вполне может исследовать не тучного и не гнилого покойника, не посадив на себя ни капли крови или чего-нибудь иного».
Я представил себе залитый светом секционный зал и моего собеседника во фраке, почему-то в пенсне, склонившегося над столом, на котором лежало тело мужчины средних лет. Рядом, на полу, в кучу была свалена одежда — хорошо узнаваемые синие джинсы и серая рубашка в крупную черную клетку. Эксперт что-то увлеченно резал ножницами, потом посмотрел на часы и задумчиво сказал себе под нос словами профессора Преображенского из романа Булгакова: «Ко второму акту поеду…», после чего вновь склонился над телом.
