Люди, работающие в ритуальном бизнесе, сродни коммивояжерам, их отличает настойчивость, иногда даже наглость и назойливость. Они хорошие психологи, способные уговорить клиента на оплату многих не нужных ему услуг. Увы, относительно этого бизнеса наиболее всего справедлива пословица «Не обманешь — не продашь». Тогда, лет двадцать назад, услуги похоронных агентов не были так развиты, как сейчас, всей процедурой похорон занимались сами родственники, которых и раскручивали по полной. Выбор гроба (от простого до глазетового, с кистями), венков, могилы и всяких аксессуаров, манипуляции с трупом (причесать, побрить, загримировать, забальзамировать и тому подобное) — все это и многое другое стоило дорого, и близким приходилось платить, а куда деваться? Вот с этих денег мы и получали процент. В конце рабочего дня наш санитар заходил в кабинет и передавал начальнику (а позже, когда он уехал, — мне) определенную сумму, которая, повторюсь, всегда была разной. Стыдился ли я брать эти деньги? Нет, конечно. В некоторые месяцы я вырабатывал до восьми ставок, а платили мне полторы, так зачем же отказываться от честно заработанного? Мы с похоронщиками просто помогали друг другу, и без дополнительного дохода не то что «Саламандеры» — простые брюки купить было бы проблемой.
Контора, обитающая в здании нашего морга, фактически являлась монополистом на рынке ритуальных услуг города, кроме нее имелась еще парочка мелких фирм, на которые никто не обращал внимания. И вот однажды эта ритуальная идиллия была разрушена. В город из Екатеринбурга приехала женщина, решившая создать еще одну крупную ритуальную контору, и ей это удалось. К тому времени мой начальник уже покинул пределы России, и я стал заведующим. В один из дней ко мне пришла видная дама, которая сразу же предложила сотрудничество. Ясно, что фирма, сидящая в морге, имеет неоспоримые преимущества — как минимум в части формирования клиентской базы, — и дама это хорошо понимала. Она предложила мне поменять нашу, местную контору на ее, сулила приличный процент и всяческие другие «плюшки», но я отказался. От добра добра не ищут, да и некрасиво разрывать отношения с людьми, сотрудничество с которыми было честным и долгим. Несмотря на мой отказ, конкурирующая фирма стала работать, причем начала довольно успешно. Видимо, найдя выход на диспетчеров «Скорой помощи», а может быть, и на дежурную часть ОВД, дама приплачивала нужным людям за оперативную информацию, и вскоре уже наши похоронщики столкнулись с неприятностями. Например, приезжая на труп, встречали там агента конкурентов, оформляющего договор на ритуальные услуги. Наши, привыкшие к роли монополистов, столкнулись с новой для себя ситуацией — трупы теперь буквально уходили из рук. И подобные случаи повторялись с завидной регулярностью, что сильно бесило нашего главного ритуальщика, который ругал предприимчивую даму на чем свет стоит. «Ну что, пора ее заказывать», — шутили и мы, и патологоанатомы, наблюдая за тем, как в очередной раз труп уплывает в другую контору. Так продолжалось несколько месяцев. Однажды зимой я пришел на работу и еще не успел раздеться, как мне позвонили из дежурки и сказали, что произошло убийство и сейчас за мной придет машина. Еще не было и девяти утра, когда мы прибыли на место, где уже находилась следственно-оперативная группа. По словам оперов, женщина около восьми утра вышла из подъезда своего дома и направилась к машине. Шла она мимо остановки общественного транспорта, на которой уже было много народа. В этот момент рядом остановился автомобиль. Из него вышел мужчина, спокойно приблизился к ничего не подозревавшей женщине и два раза выстрелил в нее из обреза практически в упор. Потом сел в машину и уехал. Все это случилось на глазах людей, стоящих на остановке. Женщина умерла на месте. К моему приезду она лежала в той же позе, в которой умерла, на левом боку, приведя колени к туловищу. Коричневая легкая дубленка закрывала лицо, из-под нее была видна черная короткая юбка, красивые капроновые колготки, сапоги на высоких каблуках. В районе груди по снегу вилась полоса протаявшего от крови снега, алели пятна от крупных брызг. Я приступил к осмотру. Откинув дубленку, увидел светлые волнистые волосы и лицо, сразу показавшееся мне знакомым. У меня плохая память на лица, но в тот раз я не сомневался: где-то я встречал эту женщину. Проверив карманы, нашел документы и в них прочитал фамилию убитой. Это была та самая дама, которая приходила ко мне с предложением о сотрудничестве, глава новой ритуальной конторы. Сразу вспомнились наши шуточки по поводу «заказа» конкурентки, но было совсем не смешно. Два огнестрельных дробовых слепых ранения в живот и грудь, как потом оказалось на вскрытии, превратили сердце и печень в бесформенные размозженные массы. Убийство однозначно носило заказной характер, тем более что, как сейчас принято говорить, интересант такого заказа, на первый взгляд, был ясен. Вернувшись в морг, я сразу отправился к нашему главному похоронщику — он уже пришел на работу, находился в прекрасном настроении и ничего пока не знал о случившемся. «На вызов сейчас ездил, — начал я. — Убийство. Угадай, кого убили?» Он понятия не имел и, когда я назвал фамилию, даже вначале не поверил, однако сел на стул и слегка позеленел. Представляю, что в этот момент творилось у него в душе. Как я и думал, впоследствии выяснилось, что он не причастен к убийству. Следы вели в Екатеринбург, где дама успела перейти дорогу многим людям, работающим в ритуальной сфере.
Ритуальные услуги — это «вечная тема» в бизнесе, такая как, например, платный туалет или пекарня: люди всегда будут ходить в туалет, есть хлеб и умирать, вне зависимости от уровня достатка, социального положения или политической ситуации в стране. Потому этот бизнес жестокий, не терпящий конкурентов. Сейчас он более или менее организован, а тогда в нем царил бардак. Я уже говорил, что похоронами занимались в основном родственники умерших, которые сами и получали «справку о смерти», и забирали тело. Где родственники, там и эмоции, и частенько мы с начальником садились обедать под крики, плач и вопли, а иногда и под похоронный марш. Обед у нас приходился часов на двенадцать, и как раз в это же время выдавалось основное количество умерших, среди которых были и ветераны, поэтому нередко трапезу сопровождал оркестр; окна же нашего кабинета выходили во двор, и мы все слышали.
Через пару лет Ольга Алексеевна по состоянию здоровья отошла от дел, и нам пришлось заниматься и приемом живых лиц, которые нескончаемой вереницей тянулись к нашему крыльцу. Всех этих живых можно было разделить на несколько категорий. Первые — те, кого присылала милиция. Они приходили с направлением или постановлением и часто не имели уже никаких повреждений, потому что с момента их получения прошло время.
Вторая категория — арестованные по подозрению в совершении какого-то преступления. Этих людей доставлял конвой, и их приходилось осматривать особенно тщательно во избежание будущих проблем. Некоторые из них были рецидивистами и умели писать жалобы в разные инстанции, вплоть до президента. Суть претензий они, как правило, высасывали из пальца, но отписываться потом приходилось очень долго.
И третья категория, самая многочисленная — люди, решившие «снять побои». Выражение «снять побои» прочно засело в головах народа, и по-другому никто эту процедуру не называл. Среди обращавшихся было множество женщин, которых били их мужья; они приходили за бумагой, подтверждающей наличие повреждений, для того чтобы попугать мужа. Почти все женщины считают, что подобный документ и обещание в следующий раз обратиться в милицию остепенит мужчину, он станет хорошим и добрым и прекратит распускать руки. Наивные! Человека не исправить такими бумагами. Да, вначале это работает, но совсем непродолжительное время. Редко встречается обратная ситуация, когда снимать побои приходит муж, получивший от любимой жены. Семейные конфликты составляли процентов восемьдесят от всех самотечных обращений, и виноваты в них были, как правило, оба члена семьи и водка.
