– Да я не об этом!
– А хобби у меня нет. Если не считать пьяные гулянки, тачки и мотокросс.
Если честно, этот парень хорошо смотрелся за рулем машины. Мне стало интересно, как он выглядит за рулем байка.
– А как же гитара? – спросила я.
– Какой, на хрен, из меня гитарист? Ты серьезно, Колбаса? – Левицкий расхохотался. – Эти сопляки меня терпели только потому, что у меня были авторитет, крутая гитара – очередная прихоть, новый комбик и деньги отца, способного по первому же капризу достать любой инструмент, какой только надо. Я невпопад дергал струны. Играл, как глухой лось на гуслях: почти никогда не попадал в такт.
– Правда? – Мне не удалось сдержать улыбки.
– Конечно! – Тимофей слегка покраснел, поймав мой взгляд, и тут же принял более уверенную, расслабленную позу, положив одну руку на руль. – Тупоголовый дебил Боря вечно хвалил меня и заискивал. Пытался угодить. А вот твой пианист… он молча злился. Упрямый пацан был. – Левицкий повернулся так, чтобы увидеть мою реакцию. И не ошибся: от упоминания Ярика мою земную оболочку смыло, словно песочный замок океанской волной. – Меня это ужасно забавляло. Он так психовал, когда пытался что-то мне объяснять, а я прикидывался дурачком – и он терпел. А мне еще сильнее хотелось вывести его из себя.
– Вот твое хобби, – усмехнулась я, – выводить людей из себя. Ты от этого балдеешь.
– Ну… – Тимофей поиграл бровями, – возможно.
– У тебя нет ни тормозов, ни фильтров. Ты грубиян.
– Просто я всегда говорю правду. – Он помолчал. – Это как с твоей толстой задницей: ты либо отращиваешь острые зубки, либо худеешь, если тебя не устраивает твой вес. Хотя тебе и так хорошо, но…
– Что?! – не выдержала я, когда он замялся.
– Видно ведь, что тебе некомфортно. Совсем как твоему мальчику-зайчику. Тебе было не по хрен, как ты выглядишь, а ему не по хрен, что скажут другие на этот счет.
– Он просто трус! – выпалила я.
– Да, – совершенно спокойно отозвался Левицкий. – Этот трус так распереживался, когда ты убежала, что метнулся и раскидал нас всех, как щенков. – Он потер щеку, словно до сих пор мог ощущать на ней жар от удара. – А потом бросился прочь. Пожалуй, это лучшее воспоминание о моей школьной жизни. Какая драма!
Эта сволочь не сумел сдержаться и заржал.
– Я не хочу об этом говорить! – От нахлынувших воспоминаний у меня в горле пересохло.
Сжавшись в комок, я скрестила руки на груди, словно защищаясь.
– И зря! Мне казалось, что вы помиритесь и будете вместе. – Ему будто нравилось совать свои грязные пальцы в мои раны и ковыряться там, пока от боли не защиплет в глазах. – Ему нужен был этот урок. Таким, как он, всегда полезно подобное. Что он в своей жизни видел? Свою скучную пианину и чертовы ноты? Таскался до музыкалки и обратно. Все. Долбаный дрищ! Ты не сравнивай его с нормальными пацанами, как я. Если тебя с детства зашугивает строгий батяня, хлещет нотными тетрадями по роже, то хрена с два из тебя что хорошее выйдет. Мужчины, знаешь ли, сами собой не вырастают. Их нужно взращивать – долго и упорно.
– Все, перестань. – Мне хотелось закрыть уши. Я не могла больше слушать его.
– Кстати, я слышал, что он сейчас выступает в «Дурке».
– Что за «Дурка»? – оживилась я и тут же осеклась, втянув голову в плечи.
Судя по выражению лица Левицкого, он заметил мой интерес.
– Одна грязная дыра на окраине. Играют там какое-то адское дерьмо, слушать невозможно. – Он лениво зевнул, точно большой мартовский котяра. – Я был в хламину, ничего толком не помню: только его на сцене с какими-то чуваками и одной зачетной телкой. Говорят, они играют там каждую субботу.
– Ясно.
Почему-то слово «телка» больно кольнуло сердце.
– Хочешь повидаться? – съязвил Тимофей.
– Вот еще, – пробормотала я.
– Правильно! – Тимофей протянул руку и осторожно коснулся моего плеча. – Зачем он тебе? Лучше приходи ко мне. У меня в субботу вечеринка для своих. Выпьем, послушаем музыку, потанцуем. Хочешь, заеду за тобой?
Знаю я ваши вечеринки. Наверняка мажорская попойка, на которой все хвастаются размерами папочкиных капиталов и нюхают всякую дрянь.
– С чего ты взял, что мне это будет интересно? – дернула я плечом, стряхивая с себя его пальцы.
– Как? – усмехнулся он. – Между нами особая связь, ты ведь тоже это видишь? – Он придвинулся ближе. – Я нравлюсь тебе, ты мне…
– Какая же… хрень! – не выдержала я. – Если такие вульгарные, примитивные методы все еще работают, то мне жаль тех девиц, которые на них ведутся. Мне нужно мыло, чтобы вымыть уши. Первосортный бред!
– Э-эх! – Левицкий хлопнул себя по коленям. – Похоже, мне пора на курсы повышения квалификации.
И мы рассмеялись.
– Ладно. Мне пора, – взглянув на дисплей мобильника, сказала я. – Я должна была появиться дома еще час назад.
– Мамочка будет ругаться?
В груди неприятно резануло.
– У меня нет родителей, – прошептала я тихо, – и никогда не было, только бабушка.
– О! Ну прости. – Тимофей неуклюже потянулся, желая снова коснуться меня, но тут же передумал. Тронул машину с места и вздохнул: – У меня вот есть, а тоже как будто нет…
– Хочешь мне на жизнь пожаловаться? – не удержалась я, принимая правила его игры. – Я тебе не психоврач, учти.
– Не психолог, – поправил Тимофей, смеясь, – и не психиатр.
– Какая разница?
– Разница есть, толстозадая.
– Как ты меня назвал?
– Толстозадая.
– Останови машину!
– Еще чего. – Он только добавил скорости. – Жалости ты от меня точно не дождешься, аппетитная моя.
– Если я толстозадая, зачем ты за мной потащился? – Пользуясь моментом, я рассматривала его руки, небрежно лежащие на руле.
– Просто хотел тебя… чпокнуть.
– Не-е-т, – отмахнулась я.
– Да-а! – заржал он.
– Похоже, я единственная, кто так долго терпит твои грубости и все еще не дал тебе по кумполу?
– О, Колбаса, я еще очень ласков с тобой!
– Охотно верю! – Улыбаясь, я отвернулась к окну.
– Ну что? Давай свой номер! – потребовал Левицкий, остановив тачку у моего дома.
Я привычно взметнула взгляд вверх: проверила свои окна, а заодно Ярика. На автомате. В его комнате было по-прежнему темно.
– Не стоит, правда. – Я открыла дверцу, вышла, закинула сумку на плечо и наклонилась, чтобы взглянуть в салон. – Как-то я не впечатлилась твоей наглостью, знаешь ли.
– Черт, – нахмурившись сказал он. – Твоя задница не оценила мои гениальные шутки?
