Такого рода теоретизирование было оставлено другим. Националисты вроде Пауля де Лагарда или Адольфа Гитлера основой своих определений нации избрали биологические характеристики и утверждали, что существующие народы мира представляют собой расовые образования, существовавшие с незапамятных времен. Другие основой государственности делали якобы неизменную наследуемую культуру. Подобные теории стали оправданием агрессивного национализма в Европе в начале ХХ в., адепты которого потерпели поражение с крахом нацизма в 1945 г.
Те же, кто подпадает под определение «глобальные космополиты», утверждают, что сами концепции национальной идентичности и государственного суверенитета устарели и им на смену должны прийти более широкие транснациональные идентичности и институты. В основе этих убеждений лежат два корпуса аргументов. Первый, функционально-экономический, утверждает, что сегодняшние проблемы носят глобальный характер и требуют глобальных решений. Эти проблемы касаются широкого спектра вопросов — от торговли и инвестиций до борьбы с терроризмом, от экологии, инфекционных заболеваний и наркомании до торговли людьми и многих других. Национальные границы и национальные идентичности являются потенциальными препятствиями для международного сотрудничества и должны постепенно уступить место новому, транснациональному уровню юрисдикции, транснациональным правилам и институциям.
Второе направление мысли носит более отвлеченный характер и вытекает из международного признания прав человека. Либеральные демократии строятся на основе всеобщего равенства людей, а равенство не начинается и не заканчивается на национальных границах. Всеобщая декларация прав человека 1948 г. стала основой растущего свода норм международного права, в котором утверждается, что права человека распространяются на всех людей и должны соблюдаться всеми государствами{12}. По мере развития концепции прав человека меняются и обязательства государств не только перед своими гражданами, но и перед иммигрантами и беженцами. Некоторые сегодня отстаивают даже всеобщее право на миграцию{13}.
Оба эти корпуса аргументов в какой-то степени справедливы. Но они не противоречат задаче поддержания международного порядка, построенного вокруг национальных государств, или необходимости формирования «правильной» национальной идентичности внутри этих государств. Идея о том, что государства устарели и должны быть заменены международными органами, ошибочна, поскольку никто не смог придумать действенный способ привлечения таких международных органов к демократической ответственности. Функционирование демократических институтов зависит от общих норм, перспектив и в конечном счете культуры, которые могут существовать на уровне национального государства, но не существуют на международном уровне. Вместо этого эффективное международное сотрудничество может строиться и строится на взаимодействии существующих государств. Уже несколько десятков лет кряду национальные государства отказываются от некоторых аспектов суверенитета для защиты своих национальных интересов{14}. Такого рода соглашения о сотрудничестве, необходимые для решения целого ряда вопросов, можно по-прежнему рассматривать именно таким образом.
Большинство стран мира добровольно взяли на себя обязательство уважать всеобщие права человека, и это правильно. Но юрисдикция всех либеральных демократий ограничена их государственной территорией. Ни одно государство не может взять на себя неограниченные обязательства по защите людей за пределами своей юрисдикции, и неясно, будет ли миру лучше, если все они попытаются это сделать. Хотя страны предоставляют убежище беженцам исходя из справедливо ощущаемых моральных обязательств и могут приветствовать иммигрантов, такие обязательства могут лечь тяжелым бременем на их плечи — как в финансовом, так и в социальном плане, и демократиям необходимо найти баланс приоритетов. Демократия означает суверенитет народа, но если нет возможности определить, кто является этим суверенным народом, население страны не может осуществить демократический выбор.
Таким образом, политический порядок как внутри страны, так и на международном уровне будет зависеть от сохранения либеральных демократий, обеспечивающих «правильный» тип инклюзивной национальной идентичности. Но нам еще предстоит объяснить происхождение таких идентичностей в существующих демократиях и то, как они могут измениться в будущем.
Глава 13. Истории народного единства и гражданственности
Национальную идентичность трудно осмыслить теоретически, поскольку существующие нации являются продуктом сложной и грязной исторической борьбы, связанной с насилием и принуждением. Возникшие в итоге государства стали рабочими платформами для создания демократических институтов, однако этот результат продолжает оспариваться и постоянно сталкивается с новыми вызовами, возникающими в результате демографических, экономических и политических изменений.
Национальная идентичность формируется четырьмя основными способами. Первый заключается в перемещении населения через политические границы конкретной страны либо путем направления поселенцев на новые территории, либо путем насильственного изгнания — или полного уничтожения — людей, живущих на определенной территории, либо комбинацией трех этих мер. Третий способ, активно применявшийся во время Балканских войн начала 1990-х гг., получил название этнических чисток и был осужден международным сообществом как неправомерный. Однако в прошлом этнические чистки использовались многими странами, включая такие демократические государства, как Австралия, Новая Зеландия, Чили и Соединенные Штаты, где насильственно переселяли или убивали коренное население территорий, которые обживали колонисты.
Второй путь к государственности — это перемещение или изменение границ в соответствии с потребностями существующих языковых или культурных групп населения. Исторически это достигалось либо объединением, как в случае с Италией и Германией в 1860-х и 1870-х гг., либо отделением, как в 1919 г., когда Ирландская Республика вышла из Соединенного Королевства, или как в 1991 г., когда Украина объявила о независимости от бывшего Советского Союза.
Третий путь — ассимиляция меньшинств в культуру существующей этнической или языковой группы. Двести лет назад Франция была страной множества языков, но с течением времени различные местные наречия — прованский, бретонский, фламандский и другие — постепенно вытеснялись парижским французским языком. Аналогичным образом иммигранты в Аргентине или Соединенных Штатах — или, скорее, их дети — изучают испанский или английский язык, чтобы вписаться в доминирующую культуру и подняться по социальной лестнице. Очевидная этническая однородность Китая, где, как утверждают, более 90 % населения составляют ханьцы, — результат трех с лишним тысячелетий культурной и биологической ассимиляции меньшинств.
Четвертый путь — это перестройка национальной идентичности с учетом существующих особенностей данного общества. Вопреки мнению многих националистов, нации — это не биологические образования, существовавшие с незапамятных времен; они выстроены социально по восходящей и по нисходящей. Те, кто занимается нациестроительством, могут сознательно формировать идентичности в соответствии с характеристиками и привычками людей. В качестве примера можно привести основателей современной Индии Ганди и Неру, которые опирались на уже существовавшую «идею Индии», соединяющую воедино чрезвычайно разнообразное население{1}. Основатели Индонезии и Танзании фактически создали новые национальные языки для объединения весьма разнородных обществ{2}. Политические процедуры, в наибольшей степени влияющие на формирование национальной идентичности, включают правила, касающиеся гражданства и проживания, законы об иммиграции и беженцах и учебные программы, используемые в системе государственного образования для обучения детей истории страны и народа. Кроме того, в рамках восходящего процесса нациестроительства свои «истории единого народа» излагают художники, музыканты, поэты, режиссеры, историки и рядовые граждане, которые описывают свое происхождение и чаяния.
