Люди небо придумали
Люди солнце придумали
Люди любовь придумали
Люди себя придумали
Иду навстречу небу
Иду навстречу Солнцу
Иду навстречу страху
Иду навстречу смерти…
[8]…В тот день мне страшно не везло. Я эти палочки собирала раз восемь. На девятый снова все собрала, сложила на край доски и пошла искать своих друзей, спрятавшихся на крыше дома. Тут кто-то выбежал и стукнул ногой по доске.
Палочки летят-летят.
И почему-то не падают на землю.
* * *
Забегая вперед, скажу: коль скоро после финальных аккордов передачи вместо похвал на тебя обрушилась хула, не унывай. Я знаю пару хороших способов отреагировать на критику.
1. Принять ее с благодарностью. Благо тебе не просто заявили, что ты козел, а разложили по полочкам, конкретно – где и в чем ты лопухнулся. Если порицатель достоин доверия, а критика его конструктивна – только «спасибо» и никаких обид.
2. Огульное охаивание плода твоих раздумий означает, что человек не захотел войти в тот мир, который ты нарисовал, поскольку он ему не близок. Это надо почувствовать. И, как говорится, завить горе веревочкой. Милое дело – вспомнить анекдот, рассказанный в курилке артистом Георгием Бурковым, когда он в моем мультике озвучивал Дикобраза.
Один актер спрашивает у другого:
– Ну как я вчера играл?
– Плохо, – отвечает тот.
– Нет, я серьезно?..
Как бы мы ни старались, невозможно угодить всем. У всех на всё очень разные взгляды и соображения.
Судьба этой рубашки с начертанным на ней сонетом для выставки книг художников и поэтов в Ленинской библиотеке не похожа ни на одну другую. Сначала ее, белую и новую, купил Лев Москвин в Праге в конце 60-х годов, когда участвовал во Всемирном конгрессе профсоюзов. Из гардероба тестя она перекочевала к зятю, художнику Леониду Тишкову, и тот отвез ее в Германию в 1989 году, на выставку визуальной поэзии в Касселе. Во время чтения стихов поэт Вальшер нарисовал на ней несколько знаков, демонстрируя принцип футуристических перформансов. Тишков ее постирал, отнес поэту Генриху Сапгиру, и Генрих написал на ней свой знаменитый «Сонет на рубашке».
Сапгира уже нет с нами, а эта рубашка хранит его почерк, очертание его души.
Универсальны лишь семь жизненных принципов Леонардо да Винчи:
Curiositã – ненасытно-любознательный подход к жизни и неистребимая жажда учения.
Dimostrazione – глубоко укоренившаяся привычка проверять свои знания реальным опытом, настойчивость и готовность учиться на собственных ошибках.
Sensazione – постоянное совершенствование органов чувств, особенно зрения и слуха, чтобы достичь большей свежести и непосредственности нашего чувственного опыта.
Sfumato – готовность безропотно принять всяческую неопределенность, парадоксальность и двойственность.
Arte/Scienza – стремление уравновесить науку и искусство, логику и воображение. Целостное мышление, основанное на гармоничном взаимодействии обоих полушарий.
Corporalita – развитие физической выносливости, умения владеть своим телом, способности одинаково свободно действовать обеими руками и следить за правильной красивой осанкой.
Connessione – глубокое осознание взаимосвязи всех вещей и явлений
[9].
Примерно так же ответил журналист Максим Кусургашев на вопрос, какие черты характера в журналисте он ценит превыше всего, Макс ответил: любопытство и порядочность.
Я бы добавила: умение прислушиваться к своему внутреннему голосу. Ибо в каждого из нас встроен компас, который при любой погоде показывает стороны света, а не куда ветер дует.
Во лузях, во лузях расцвели цветы лазоревые…
Столько времени ушло на детство! Три четверти жизни. Каких людей я могла бы записать, если бы не мешкая взялась за дело! Кто-то мне рассказывал, не помню кто, что в свои шесть лет мог толково и аргументированно объяснить, почему Анна Каренина бросилась под поезд.
Под Новый год меня водили «на Карандаша». До начала представления мы с Люсей заглядывали к нему в клоунскую комнату, сидели, чай пили на диванчике, пока он гримировался. С тех пор я всю жизнь мечтаю о веселом, смахивающем на швабру скотчтерьере.
До чего ж пиджак на нем был зеленый, когда он выходил на манеж!
– Карандаш, а почему ты без елки? – спрашивал у него Буше.
– Зачем мне елка? – отвечал Карандаш.
В этот момент по всему пиджаку у него загорались лампочки. Они мигали, и Карандаш, будто маленькая зеленая елочка, под смех и аплодисменты удалялся с манежа.
Совсем близко видела Олега Попова.
Грустного клоуна Муслю, вынимающего из кармана штанов горящую свечу.
Живого Леонида Енгибарова – его номер «Шар на ладони», о котором он говорил: «Все забывается, развеивается, уходит, кроме вот этого момента: когда ты стоишь на двух руках, медленно отрываешь одну руку от пола и понимаешь, что у тебя на ладони лежит земной шар».
В Доме звукозаписи на улице Качалова в начале 1960-х Люся показала мне Марка Бернеса. Мне было восемь лет, но я знала наизусть все песни, которые он пел: «Шаланды, полные кефали», «Темная ночь», «Вот и все, я звоню вам с вокзала», «Просто я работаю волшебником», особенно мне нравилась песня, где были такие слова: «Боюсь, что не выдержишь ты и заплачешь, и я улыбаюсь тебе…» Мне всегда казалось, что он поет от моего имени. Наверное, так думал каждый.
Мы стояли в коридоре, а он вышел из студии, плотный такой мужчина в белой рубашке с завернутыми рукавами. Вроде бы на нем были подтяжки.
– Смотри и запомни, – сказала Люся. – Это Марк Бернес.
Зато когда я взяла в руки микрофон, то одержимо брала интервью у всех без разбору, даже у гималайского медведя Амура из Уголка Дурова, и мне было не важно, считает ли нужным твой собеседник разговаривать с тобой по-человечески.
Дядя Миша Караманов, сосед, отправляясь в Сочи, оставил мне на попечение голубого волнистого попугайчика Петю. Целыми днями Петя молчал, как будто набрал в рот воды. Но стоило мне поднести к его клюву микрофон, Петька произносил хриплым басом:
– Какой ужасный район. Надо переезжать отсюда к чертовой матери.
