Новой России необходимо было новое радио. И оно не замедлило появиться. «Радио России», первая кнопка, радиоточка на кухне любого россиянина.
Передачу-то мою на Всесоюзном радио закрыли, она там больше не выходила. Меня сбросили с корабля современности бродить по морскому шельфу, как водолаз в свинцовых башмаках. Зато после провального путча мы с Жанной и Витей Труханом под звуки победного марша на белом коне въехали в эфир совсем новенького «Радио России».
Как в анекдоте.
Водолаз идет по дну. Сверху, с корабля, дергают сигнальную веревку и передают сообщение:
– Вася! Можешь не подниматься. Мы тонем!
В объектив Александра Забрина, фотографа, запечатлевшего джазменов всех времен и народов, попала уличная сцена с музыкантами. Уже на излете Советского Союза тут и там прорывались сквозь ветхую завесу идеологии синкопы, свинг и настоящий драйв, как это было на одном из джазовых праздниках в Пущине в далеком 1983 году.
Ладно, я засучила рукава и принялась за дело. С меня ведь как с гуся вода. Я не помню труда и невзгод, а только помню, как что-то лучилось, позванивало… А потом – раз! И повесть. Или – оп! Сценарий.
Прежде чем войти в студию и приблизиться к микрофону, я с жаром излагала Жанне будущую передачу целиком – где-нибудь в осеннем Ботаническом саду, в буфете радиокомитета, в парке Горького на прудике, яростно крутя педалями водного велосипеда, или в «стекляшке» за бутылочкой киндзмараули. Народ оборачивался, кое-кто крутил пальцем у виска. Но мы, как токующие глухари, ничего не замечали вокруг, по ходу дела изображая завывание ветра в печной трубе, стук вагонных колес, позвякивание ложечки в стакане, призывный стон самца-горбыля, крики альбатроса, канкан, «Патетическую» сонату Бетховена и саксофон, хриплый тенор, скажем, «Касание твоих губ» Бена Уэбстера. Армстронга в особености мы подняли на стяги! Луи задает уровень всему, накаляет обстановку. Если за твоим монологом следует голос Сачмо или, не приведи бог, вы звучите одновременно, причем ты погромче, а он потише, то уж изволь держать марку и дотянуться хотя бы до пояса маэстро…
Жаль, великолепный Макферрен, посреди тысячи и одной неприятности поющий «Don’t worry, be happy!», не виден слушателям. Надо что-то придумать, чтобы не было потерь. Чем-то восполнить отсутствие зрительного ряда.
Это было время мудрых притч. И я с трепетом предоставляла слово Будде, Иисусу, Магомету, Чжуан-цзы, Баал-Шем Тову, даосским мастерам, древнегреческим философам, православным старцам.
– Мне тут рассказывали притчу, – говорила я как бы невзначай.
…Один человек ходил в лес за дровами и так зарабатывал себе на жизнь. А у обочины леса неизменно сидел мудрец. Дровосек склонялся к его стопам, а тот всякий раз говорил ему:
– Ну и дурак же ты!
Однажды этот человек не выдержал и спросил:
– Чегой-то я дурак?
– Да потому, – отвечал мудрец, – что если ты пройдешь чуть дальше, то найдешь медную шахту, станешь продавцом меди, разбогатеешь.
Лесоруб, сильно сомневаясь, прошел дальше обычного и действительно нашел медь. Счастливый, он припал к ногам мудреца.
– Ну ты и болван! – сказал мудрец.
– А теперь почему?
– Если ты еще немного пройдешь, то найдешь серебро.
И когда тот, довольный, возвращался из леса с чистым серебром, он опять услышал:
– Ты, остолоп! Дальше золотая шахта. А еще дальше – алмазная.
Дровосек ужасно разбогател, теперь ему не надо было ходить в лес. И вот он пришел проститься с мастером.
– Ну идиот! – сказал мастер. – Это только начало. Существует кое-что еще лучше и еще дороже.
– Что может быть дороже алмазов?!
– Сядь со мной, посмотри в себя, стань пустым – и найдешь самое драгоценное, что есть на свете.
Тот сел рядом, заглянул в себя и затих. Глядя внутрь, в самого себя, бывший дровосек, а ныне обладатель сокровищ открыл настоящую сокровищницу мира! Бога, истину, любовь, Божью благодать и вечное блаженство.
– Что ж ты сразу-то не сказал? – закричал он.
А мудрец ему:
– Ты мне еле поверил про медную шахту, а про это – разве поверил бы? Пока не испробовал все возможности?..
Так и я старалась позволить простору коснуться нас, расширить сознание, все время смотреть на звезды, на небо и необъятные дали. Я понимала, что наступил переломный момент, когда мне нужно сделать шаг. Но я могу его и не сделать. Это шаг в понимании.
Фото Александра Забрина
Когда рухнул железный занавес, в новую Россию приехали главные люди джаза. Буквально с небес к нам на землю спустился некоронованный король мирового блюза Би Би Кинг. И мы, затаив дыхание, своими собственными ушами услышали незабвенный хит «The Thrill Is Gone» – «Страха больше нет!»
Я еще ничего не знала о медитации, а уже объявляла по радио, что мы нечто большее, чем это слабое тело или ограниченный ум, что Вселенная для нас не является чем-то внешним. И тогда знающие люди, продвинутые, просветленные, откликались на мои голословные заявления, присылали мне ксерокопии книг о пробуждении (такие издания только-только начали выходить в свет), звали на свидания, учили медитации – этому несравненному искусству одинокого радостного существования.
– Говори только о том, что ты знаешь экзистенциально, – советовали они, – тогда будет весть, а так – только информация.
– Сначала сама узнай, кто ты. На собственном опыте. И когда откроешь в себе источник Вселенной, чистое бытие и осознанное блаженство – тогда и вещай. Козлиха!
Я спрашивала:
– Нет, а все-таки мир – это благословенное место или юдоль для печали?
– Мир – это зеркало, – посвистывая, отвечали мне.
Медленное пламя стало разгораться во мне, первые проблески – что Я ЕСТЬ. Что Я СИЯЮ. Что я – чистое бытие и осознанное блаженство. И ничто конечное не относится ко мне.
А надо сказать, я обожаю занятные истории, из которых складывается картина, как поток времени, состоящий из мгновений, или мозаика из разноцветной смальты. Все удивляет меня. Будто я уже на том свете и мне позволили здесь часок погулять.
Слово пустотно, певуче, небуквально, в таких словах мне всегда хотелось рассказывать обо всем вокруг. Я запойный рассказчик. Ни грамма не выдумывая, будто акын, плывущий на верблюде в раскаленной пустыне, я пою свою песнь о том, что вижу.
