Вот еду в метро – в вагоне сидит женщина, перед ней стол стоит, на нем – книга, очки, бутерброд. Не чудится ли мне? Даже в столь кратковременном пристанище, как метро, человек пытается обосноваться с чувством и с толком.
Тут же входит бабушка с сумкой на колесиках, в стоптанных ботинках, с дачи возвращается. А с ней муж – натуральный старый самурай с косицей и в кимоно. Только что без меча на боку.
Вдруг женщина, сидевшая рядом, покосилась на меня и говорит:
– Вы знаете, у вас лицо гораздо симпатичней, чем в отражении. Ничего общего с отражением. Там все криво, косо – просто кошмар какой-то!
Когда у меня возникла иллюзия, что я писатель? А наша Земля – потрясающий театр, с которым не сравнится никакой МХАТ?
Возможно, Федерико Феллини ближе всех подошел к восприятию этого мира как броуновского движения солнечных зайчиков. Недаром персонажи его фильмов, где мимолетное сменяет мимолетное, частенько подруливают ко мне – поболтать, всучить что-нибудь, огорошить, взять на пушку, соблазнить, развести или дружески похлопать по плечу.
На радио один шумовик, очень добросовестный, узнавший, что я в передачах вне всякой меры употребляю божественное звучание жизни, предложил мне «из-под полы» звук молчания у гроба.
– Ни у кого больше нет, – сообщил он доверительно. – Если понадобится – обращайтесь.
– Спасибо, – говорю. – Но в этом случае я могла бы использовать «партию молчания на колоколах».
– Не то! – ответил он, щелкнув пальцами.
Люди были так открыты друг другу, одухотворены переменами! Песня «Дождь» Шевчука наполняла атмосферу 1990-х, как воздух – майский гром:
ДОЖДЬ!
Мокрой пеленой
Наполнил небо
Майский ДОЖДЬ…
…В начале перестройки журналистам, кажется, «Московского комсомольца» предложили вместо зарплаты безвозмездно прыгнуть с парашютом. Только в аргентинской провинции Миссионес хозяева учреждений и контор пошли еще дальше, выдав служащим зарплату… таблетками аспирина.
…И представил я:
Город наводнился вдруг
Веселыми людьми.
Вышли все во двор,
Хором что-то пели
и плясали, черт возьми!
Мой приятель поэт Хамид Исмайлов собирался то ли на выставку к Лёне, то ли на вечер поэзии, короче, сварил фирменный узбекский плов – целый казан – на всю ораву и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около «Метрополя» его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.
Хамид испугался, вдруг у него сейчас отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:
– Я должен попробовать, мало ли что у вас там такое.
В общем, он поел, вытащил салфетку из того же рюкзака, вытер губы и отпустил Хамида.
И тот со своим пловом зашагал дальше.
Вся атмосфера была напоена авантюризмом. Как в анекдоте.
Прохожий кинул монетку слепому.
– Она фальшивая, – вскрикнул тот возмущенно.
– Так ты не слепой?
– Я его замещаю.
– А где слепой?
– В кино пошел.
– А ты кто такой?
– А я немой…
Почему-то прекратили финансировать ученых. Я слышала о находчивых археологах, которые тайно зарыли в землю бесценные музейные экспонаты, после чего сенсационно их откопали, дабы привлечь инвесторов к археологическим экспедициям.
В мирных общественных местах тебе мог повстречаться вооруженный маргинал, как правило, психически неуравновешенный, да еще под парами. Люся ехала на дачу в Уваровку с новым веником, торчащим из сумки. В Жаворонках в электричку заходит мужик, вынимает из кармана пистолет и говорит:
– Если я проеду Кубинку, всех уложу.
Люся ответила ему приветливо:
– Сядьте, товарищ, и сторожите своим пистолетом мой веник. А я пойду, посмотрю по расписанию, когда будет Кубинка.
Признаком новой эпохи стали куртизанки на Тверской. Некоторые москвичи даже не подозревали, что такое в принципе может быть. Где-нибудь в Париже, на Сен-Дени, в кино мы еще видали нечто подобное. Или в «Ночах Кабирии» Джульетта Мазина пронзительно играет потерянную итальянскую женщину. Но в Москве, на улице Горького, среди доблестных тружениц, ударниц коммунистического труда!..
Продолжая созидать нашу передачу на «Радио России», Витя Трухан открыл собственную студию в центре Москвы. У него был помощник Шурик, довольно простодушный парень. Как-то Витя отправил его встретить сценаристку на Тверскую. Шурик вышел, ждет, озирается, к нему подходит девушка, заводит разговор.
Он говорит:
– Давайте!
Она:
– Не здесь.
– Витя велел спросить, сколько это будет стоить?
– Двести баксов, – отвечает она Шурику.
– Вы с ума сошли! – вскричал Шурик. – У нас таких денег нету!
– Тогда идите на…
Шурик пришел, рассказывает, все над ним хохочут.
В нашем обиходе появилась иностранная валюта. К этому тоже надо было приноровиться.
В Голландии напечатали мой рассказ «Шар-пилот», и редактор сборника Йоб Айсберг лично привез мне гонорар, сказочную сумму – сто долларов.
Мы их внимательно изучали с Серёней под яркой лампой, читали надпись: «One hundred dollars». В середине в овальной рамочке был напечатан портрет очень симпатичного, в шубе и жабо на груди, господина с двойным подбородком, которого звали Франклин. Слева от портрета красивым почерком собственноручно поставил подпись главный хранитель сокровищ Соединенных Штатов. С другой стороны расстилался сад, сквозь который виднелся дом. У входа целовались двое влюбленных, совсем крошечных, меньше спичечной головки. Респектабельный господин в шляпе стоял под фонарем – мы его разглядели в лупу. В небо уносился шпиль башни с часами. Часы показывали полвторого, и там, в заоблачной вышине, реяла надпись: «In God we trust». Это означало что-то простое и сердечное, типа «Мы надеемся на Бога».
– Ух ты, – ликовал Сережка. – Давай накупим значки и наклейки с изображением качков! Большую фотографию Шварценеггера. А еще я б купил семена гладиолусов и лилий, кактуса, гороха, «чапаевки». Купим и посеем семена красного дерева. У нас вырастет огромное красное дерево, а когда оно состарится, мы сделаем из него стол. Потом выпишем журнал «Здоровье». И купим магнитофончик.
Вот что мне понравилось – магнитофончик!
Мы взяли большую сумку и в приподнятом настроении двинули в специальный японский магазин Sony – на «25 октября» возле Красной площади.
На улице уже стемнело, но магазин был залит ярким светом. Магнитофончиков там – пруд пруди, мы с Серегой выбрали самый лучший, черный, матовый, удлиненный, со встроенными колонками и радио, можно переписать на кассету лучшую из моих передач, а потом сесть и слушать в кругу семьи. Легкий, как пушинка! Хоть в Уваровку с собой бери! Никогда у нас не было ничего подобного. Стоим довольные. И протягиваем им нашего Франклина в шубе. Сережка сумку раскрыл пошире. А продавцы в брусничных пиджаках и кипенно-белых рубашках заявляют:
