Однажды у меня был друг. Ее звали Алекса, но в седьмом классе она переехала. С тех пор я решил относиться к школе, как к занятиям по антропологии, пытался проявлять интерес к темам, на которые беседуют обычные дети. Но это так скучно!
НАГЛЯДНЫЙ ПРИМЕР 2
Девочка: Привет, Джейкоб, разве это не самый крутой плеер?
Я: Его, скорее всего, собрали китайские дети.
Девочка: Хочешь глотнуть моего бананового коктейля?
Я: Если пить из одного бокала, можно заразиться мононуклеозом. Как и при поцелуе.
Девочка: Пойду-ка я сяду за другую парту…
Разве можно винить меня в том, что я пытаюсь завязать разговор со своими сверстниками, затрагивая такие темы, например, как участие доктора Генри Ли в расследовании убийства Лейси Питерсона? В конце концов я перестал заводить светские беседы: следить за обсуждением того, кто, с кем и когда, для меня так же тяжело, как и перечислить брачные ритуалы кочующего племени Папуа Новой Гвинеи. Мама говорит, что я даже не пытаюсь. Я отвечаю, что пытаюсь постоянно, но меня все равно отвергают. Я даже всерьез не расстраиваюсь по этому поводу. Зачем водить дружбу с детьми, которые так недоброжелательно настроены по отношению к таким, как я?
Есть вещи, которые я на самом деле не выношу.
1. Когда комкают бумагу. Я не могу объяснить, почему терпеть не могу этот звук, но у меня возникает такое чувство, как будто комкают мои внутренности.
2. Когда слишком шумно или свет слишком яркий.
3. Когда меняются планы.
4. Когда пропускаю серию «Блюстителей порядка» — сериал, который показывают по кабельному телевидению каждый день в 16:30 (спасибо подписке на кабельное). Несмотря на то что я знаю наизусть все сто пятнадцать серий, ежедневный просмотр этого сериала для меня так же важен, как для диабетика укол инсулина. Весь мой день завязан на «Блюстителях порядка», а если мои планы нарушаются, я начинаю нервничать.
5. Когда мама убирает мои вещи. Они лежат у меня в определенном порядке — согласно цветам радуги: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан». И цвета не соприкасаются. Она старается изо всех сил, но в прошлый раз напрочь забыла о синем.
6. Когда откусывают от моей еды, мне приходится отрезать тот кусок, где осталась чужая слюна, прежде чем я смогу доесть.
7. Когда волосы распущены. Это сводит меня с ума, именно поэтому у меня «ежик».
8. Когда ко мне прикасаются незнакомые люди.
9. Когда в еде встречаются пленочки — например, в сладком креме; когда еда взрывается во рту — например, горох.
10. Когда я встречаю четные числа.
11. Когда меня называют «тормоз». Ну не «тормоз» я!
12. Когда я вижу оранжевый цвет. Он означает опасность, к слову «оранжевый» трудно подобрать рифму, что делает этот цвет очень подозрительным. (Тео интересуется, почему в таком случае я спокойно отношусь к серебристому, но я даже не считаю нужным отвечать на его вопросы.)
За свои восемнадцать лет я большую часть времени учился существовать в мире, который подчас оранжевый, беспорядочный и слишком громкий. Например, в перерывах между уроками я ношу наушники. Раньше я надевал огромные наушники, которые делали меня похожим на авиадиспетчера, но Тео сказал, что надо мною все смеются, когда видят в коридоре, поэтому мама убедила меня, что лучше пользоваться берушами. Я не хожу в кафетерий, потому что: а) мне не с кем там сидеть, б) все эти разговоры, перекрикивание друг друга — словно ножом мне по коже. Вместо этого я околачиваюсь в учительской, где, если я невзначай упомяну, что теорему Пифагора на самом деле изобрел вовсе не Пифагор (вавилоняне пользовались ею за тысячи лет до того, как в глазах греков, родителей Пифагора, вспыхнул огонек взаимного интереса), на меня никто не будет смотреть так, будто у меня выросла вторая голова. Когда становится по-настоящему плохо, помогает физическое воздействие: можно, например, зарыться под кучу белья или под тяжелое одеяло (одеяло внутри из полиэфирного волокна, которое придает ему вес) — сильное физическое давление меня успокаивает. Один из моих психотерапевтов, большой поклонник американского психолога Скиннера, научил меня расслабляться под песни Боба Марли. Когда я нервничаю, то снова и снова повторяю безжизненным голосом слова песен. Закрываю глаза и спрашиваю себя: «А как бы поступил доктор Генри Ли?»
Со мной не случаются неприятности, потому что правила — вот то, что спасает от безумия. Правила означают, что день будет катиться своим чередом, как я и предполагаю. Я делаю то, что мне велят, и как жаль, что все остальные не поступают точно так же!
У нас в семье существуют неписаные законы:
1. Убирать за собой.
2. Говорить правду.
3. Чистить зубы дважды в день.
4. Не опаздывать в школу.
5. Заботиться о брате; он единственный, кто у тебя есть.
Большую часть этих правил я воспринимаю как должное, за исключением чистки зубов — ненавижу чистить зубы! — и заботы о Тео. Скажем так: мое толкование закона номер 5 не всегда совпадает с толкованием Тео. Например, возьмем сегодняшний случай. Я отвел ему главную роль в своем преступлении, а он пришел в ярость. Ему отводилась роль преступника… Разве он не понимает, что это высшая похвала?
Мой психиатр, доктор Мун Мурано, часто просит дать оценку вызывающим беспокойство ситуациям по десятибалльной шкале.
НАГЛЯДНЫЙ ПРИМЕР 3
Я: Мама пошла в банк и сказала, что вернется через пятнадцать минут. Когда прошло семнадцать, я запаниковал. Когда я ей позвонил, она не ответила по сотовому телефону. Я был уверен, что она лежит мертвая где-то в канаве.
Д-р Мун: Оцени свое состояние по шкале от одного до десяти.
Я: Девять.
(Примечание: на самом деле это десять, но десять — четное число, поэтому произнести его вслух означало бы, что мое беспокойство выплеснется за пределы предложенной шкалы.)
Д-р Мун: Можешь придумать более действенный выход из ситуации, а не звонить в 911?
Я (пытаясь как можно достовернее изобразить героиню Шер из «Очарованных луной»): Взять себя в руки!
Я оцениваю прожитые дни, хотя еще не рассказал об этом доктору Муну. Большие числа — хорошие дни, маленькие — плохие. Сегодня я ставлю «единицу»: сначала стычка с Тео, потом отсутствие девушки с рекламной продукцией в супермаркете. (В свою защиту я должен добавить, что разработал алгоритм, чтобы предсказывать, что она будет рекламировать, и, возможно, не так бы сильно расстроился, если бы сегодня была первая суббота месяца, когда она дает пробовать что-то из овощей. Но сегодня, черт побери, должно было быть что-то сладкое!) С тех пор как мы приехали домой, я не выходил из комнаты. Зарылся в одеяло, а сверху накинул еще одно, тяжелое. Включил на плеере «Я застрелил шерифа» и слушал эту песню до 16.30, пока не подошло время «Блюстителей порядка». Мне пришлось спуститься в гостиную, где стоял телевизор.
