“Прочитал ей, – телеграфировал Олег. – Очень любит и постарается отписать, когда полегчает”.
“Ириша, любимая, родная, вот они мы, кочуем по Валахии и Трансильвании, смотри, наша с тобой Луна присела у единственного бука, чудом уцелевшего от вырубки, это священное волшебное дерево, приносящее исцеление, шлю тебе пока его одного, но буковую целебную рощу ты всё равно получишь в целости и сохранности, несмотря ни на что!..”
В тот день мы преодолели заоблачный перевал и очутились в мокрой лощине, заросшей лесом, стемнело, на краю черной чащи деревянная гостиница с опоясывающим балкончиком вдоль бревенчатых стен. Духота, сырость, комары, ледяная вода, туман, горы синие вдали, на альпийской лужайке разгуливают индюки, куча кошек и старый пес. “Супергармония” называется отель.
В полночь поужинали мамалыгой с бараньим сыром, всё пахучее, терпкое, натуральное, с непривычки не переваришь… Разошлись по комнатам. Приоткрыли щель в пластиковом окне. Только стали засыпать, вдруг – визг, возня, кто-то повис на шторе, заметался по комнате. И через пять минут из-под кровати раздался отвратительный вой.
Завтра тяжелый день, дальний переезд, ночные съемки, и вот такие мясные пирожки с яблоками. Чертыхаясь, полезли под кровать, а там посредине – со всех сторон не достать – шерсть дыбом, уши торчком, взъерошенный котяра сверкает глазом.
Ночь напролет пытались выудить из-под кровати это исчадие всеми возможными способами, всё напрасно. Лёня схватил мой зонт, купленный во Франкфурте, и столь яростно стал им шуровать под кроватью, что отломил ручку. Я обошла дом, облазила чердаки и подвалы, за печкой нашла кочергу. Только на рассвете сей языческий атрибут власти над нечистой силой с одной стороны и зонт с другой возымели действие – ошалелый кот выпулил из-под кровати в распахнутую дверь и был таков.
Оказывается, ненормальный хозяин в качестве изюминки для туристов в своей подзабытой богом дыре инсценирует замок Дракулы: кому в дверь, кому в окно подбрасывает ночами кошек, и народ с ними до утра мучается, такой нам попался псих.
На завтрак подали мясо и бурду вместо кофе; мы с удовольствием покинули этот убогий приют, несколько часов ехали по буеракам и колдобинам, под вечер прибыли в заповедник. И тут я поняла, что в суматохе забыла под подушкой свой серебристо-золотой жилет.
Стоим на берегу прекрасного горного озера, заваленного пластиковыми бутылками и пакетами, по “глади” озерной, как ни в чем не бывало, плывут кучевые облака, Лёнина Луна опустилась на взгорочек и освещает бледным мерцающим светом это вопиющее безобразие, на другом берегу пасутся две лошади, белая и гнедая. Нацеливаю объектив, пытаюсь навести резкость – в самом что ни на есть безотрадном состоянии духа. Что не ускользнуло от внимания нашего водителя Мариуса, коренастого парня, наполовину турка, наполовину румына.
Он очень скромно держался, был молчалив, ел в сторонке от всей честной компании, но постепенно, как это обычно бывает, оказалось, что жизнь каждого участника нашей экстремальной экспедиции находится в его смуглых руках. Что он не просто мастерски, технично, бережно везет нас по горным глухим дорогам, каменистым, ухабистым, развороченным, и на всей скорости однажды плавно объехал перебегавшую скоростную трассу мышь, – но в трудные моменты Мариус как-то естественно и незаметно оказывался рядом, причем это касалось всего.
– Что-то случилось? – спросил он у меня.
Я: так, мол, и так, в кошачьем раю забыла жилет, который сейчас мне особенно дорог…
– Поеду – привезу, – сказал Мариус.
А ночь. Горы темные, диковатые, дорога – никакая.
Я говорю… в общем, я уже ничего не говорю.
Он уехал и через четыре часа привез мне жилет.
“Иришенька, солнце мое, моя любовь!
Всё-таки удивительная вещь: как можно не видеться с человеком несколько месяцев – и всё время думать о нем и мечтать, вспоминая счастливый день, когда мы отправились на поиски японского жилета, который я с тех пор никогда не снимаю – ни в жару, ни в холода.
Надо ж было такому случиться, что прошлой ночью, умаявшись ездой по горному серпантину, я рухнула в постель, положив его под голову, а наутро забыла забрать из-под подушки. Мы далеко уехали оттуда, но шофер Мариус, увидев, как я огорчилась, в ночь-полночь вернулся и мне его привез. Вот он, снова у меня, как золотой кусочек той нашей встречи. И как обещание – новой!
Обнимаю тебя – родная моя, любимая, скоро увидимся, жди меня, кушай понемножку, держись, твои Марина, Луна и священная буковая роща, которую я тебе вчера обещала”.
“Как же я тебя люблю, Мариша! – она мне ответила. – Очень жду! Береги наш жилет!”
Ночью приснилось, что мы с ней стоим на берегу озера в мокрой от росы траве, как лошади, положив головы друг другу на плечи. На высокой скале напротив горел обращенный к нам сияющий крест. А совсем рядом, почти задевая верхушку округлым боком, застыла луна – такая огромная, что видно было все ее горы и впадины.
Утром от Олега пришло письмо.
“Ира по-прежнему очень слабая. Боли, слава Богу, нет. Пытаемся начать ее кормить. Очень надеемся, что за три-четыре дня ей полегчает. В хоспис пока решили не везти – чтобы не сломить.
Есть ли необходимость ехать именно в Израиль – вопрос серьезный и открытый. Они написали, что готовы принять ее на консультацию, но результатом может быть и отказ от лечения и возврат домой. Ты представляешь, каково будет ей это услышать. Сегодня в Израиле консилиум, должны ответить: возьмутся? И за сколько.
Пока пытаюсь ее здесь поставить на ноги…”
“Иришик мой дорогой! Поднимаясь всё выше и выше в горы, глядя в эти бездны, что удивительно для Карпат, не ожидала от них такого, – я думаю: куда же нас, елки-палки, занесло? И будет ли отдых усталым членам?
Полюбуйся, отправились с Лёней на восхождение с тележкой на колесиках, не подозревая, что сейчас перед нами вырастет вертикальная гора на час подъема, мокрая, скользкая после трехдневного ливня глиняная тропа…
Через пять шагов от колесиков пришлось отказаться.
А еще через пятьдесят – на чистом старинном наречии трансильванском – я предложила ее, эту гору, обойти.
– Ни шагу назад! Обратной дороги нет! – вскричал Лёня, древний аксакал – среди молодых и натренированных румынских шерпов.
Но я решительно повернула караван назад.
Видела бы ты, с каким облегчением все спустились вниз!
Так с годами к нам приходит не только немочь, но и мудрость.
Правда, не ко всем…)”
И снова короткий драгоценный ответ:
“Вперед, только вперед (не всегда это значит всё выше и выше)!
В наши лета чаще помогают обходные даосские пути.
Мысленно в вашей сумочке: Ириша”.
“Самый лучший подарок – твое письмо!
