– Всё же получилось, – как бы говорила Ира. – Что вы так перепугались, мои незабвенные друзья? Я была с вами, я помогала вам, и вы справились!
Покупатели стали забирать картины, уносить в свои автомобили и, конечно, выпивать. Шишкин клюкнул рюмку коньяка, важно заметив, что если он ведет аукцион, то успех гарантирован. Гратовские подарили мне свою книгу и фильм, где Николь плавает с китами на Канарах. Лена Ниверт сфотографировалась с картиной художницы из Голландии, которая победила рак и после чудесного исцеления стала писать пейзажи бескрайних полей разноцветной травы.
– Я пошлю эту фотографию Ире, – сказала Лена. – Пусть увидит, что мы были здесь все вместе, и как мы любим ее.
“Мариша, жду твоих писем как ворон – нет, не крови, а рассвета в старом парке, около родительского дома (его, правда, Грачевским зовут), чтоб прокаркать с ветки дуба – ЕЩЕ, ЕЩЕ… – писала мне Ира после моего красочного рапорта об аукционе. – Ничто так не освежает, как твои зарисовки нашей бренной и петлистой, откосой, но такой удивительной жизни.
Солнце, ты посмотри какое Солнце в вышине…
Солнце – оно тепло свое несет тебе и мне
Солнце – над непогодой и невзгодами взошло
Чистоту оно лугам вернуло, спелость вишням дало.
А если удивляться, удивляться, удивляться чудесам
Распахнутого сердца не жалея
А если жить, а если жить по солнечным часам
То станет на Земле еще светлее
Всегда жду встречи – хоть живьем, хоть в эфире, хоть в космосе!”
Три месяца она провела в Тель-Авиве. По телефону рассказывала, что утром выходит на пляж – уже на своих двоих, без палочки – и там, на берегу, танцует – восстанавливает утраченные навыки.
– Я чувствую огромную поддержку отовсюду – от людей и от пространства, – говорила Ирка. – Целую тебя – с видом на море и три белых парусника, размером с ноготок – от всего сейчас слабенького, но всегда великанского сердца!
К зиме Олег снял ей уютную квартирку на Ленинском проспекте, с видом на Гагаринскую площадь с Юрием Гагариным посередине.
“Дорогие мои друзья! – читали мы ее послание в фейсбуке. – Такие родные, близкие, заботливые, отзывчивые, а местами просто самоотверженные – все, кто откликнулся на призыв помочь и поддержать, кто был рядом на полях моих сражений, кто помогал словом и делом, деньгами, временем, молитвами, звонками, кто приезжал выхаживать меня в Тель-Авиве или просто верил в то, что это не конец —
Я ВЕРНУЛАСЬ В МОСКВУ!
И не в кресле-каталке, как уезжала, а на своих двоих, хоть и тоненьких как у зяблика и нетвердых в ходьбе от нарушения разных физиологических связей. Улучшение, на которое надеялись сотни людей, наступило. Теперь я снова могу ходить, есть и пить, понемногу читать и ухаживать за собой – о счастье! Шесть химий и курс облучения сделали свое дело – остановили сход лавины. Но до исцеления еще далеко. Будет еще не одна химия, операции, антибиотики, прежде чем я окончательно поправлюсь, в чем у меня нет никаких сомнений (вопреки мнению многих врачей). Иначе не было бы такой беспрецедентной поддержки, не было бы дорогостоящего лечения в Израиле, и, возможно, меня. Я так это вижу. А как увидишь, так и будет, лишь бы знать, куда смотреть!
Впереди еще долгий путь. Я продолжаю выбираться из-под завалов рухнувшего год назад организма и по-прежнему рассчитываю на помощь сплотившихся вокруг меня друзей, знакомых и всех, кто услышит мою историю не ушами, а сердцем. Потому что миром правит Любовь – провалившись в тартарары, в подвалы подсознания, я не нашла там ничего кроме нее.
Как же мне отблагодарить всех вас? Только собственной жизнью – за неизмеримые никаким аршином веру, любовь и надежду, которые вы в меня вложили.
СПАСИБО ВАМ! Я ВЕРНУЛАСЬ НЕ ЗРЯ!”
Бог предназначил всем роли в драме, Земля говорит парадоксами, лев не страшится шума, не уловишь сетями ветра, лотос не окропится водою… Свободный и радостный, не затемненный миром, сорвав с себя все оковы, не содрогаясь мыслью о смерти, иди и ты, не страшась видения тьмы, ураганов и бурь, огромных водоворотов, ужасных ударов грома, принимая, как должное,
что Луна светит днем,
а Солнце – ночью…
Наступала весна, она пережила зиму! Кто-то привозил ей супчики, кто-то миндаль, травяные чаи, жаропонижающие лекарства: временами вдруг поднималась высокая температура, кто-то запаривал гречку. Олег притащил увлажнитель – она как тропическая красивая ящерица в сухом климате, в теплом свитере, вязаной шапке, шапку сняла – а под шапкой ее голова совершеннейшей формы.
Есть фотография, где Ира стоит у окна этой квартиры. Худая, в странной вязаной шапке, скрестив руки на груди, глядит на нас, улыбаясь, а за стеклом возвышается титановый космонавт Гагарин, раскинув руки, приглашая к полету. Так она и прожила последние месяцы здесь – с Гагариным за окном, просыпалась, выглядывала на улицу и, наверное, говорила ему: привет, Юра, ты еще здесь, и я еще здесь, давай пока побудем на Земле, подождет Космос…
Пришло время обезболивающих препаратов. В хоспис ни за что не хотела из-за его вертикального вектора, а для нее так важна была горизонталь. И еще – стал пропадать незабываемый Иркин голос, так что она совсем бы превратилась в Русалочку, если б вдруг не потребовала купить ей шагомер. Где-то она разузнала, что каждый человек обязан в день проходить десять тысяч шагов.
“…Звоню тебе – никто не отвечает, – пишу я ей. —
Где ты – меряешь шагами Землю?”
В ответ летит sms:
“Маришик, любимый!
Ну, конечно же, я всё время меряю ногами землю, даже во сне.
А в последние три дня я только и делаю, что сплю после шестой химии.
Потому что когда я бодрствую, то совсем невмоготу.
Но завтра я тебе позвоню, чтобы зарядить свой фонарик твоими светлячками и искрами. С тобой я всегда гляжу в свет.
Целую! И снова ныряю под одеяло, как в теплый спасательный круг”.
Ирины окна выходили не только на Гагарина, распахнутого всем ветрам, но и на краешек Нескучного сада, где Лёня по весне взялся воздвигать монумент Водолаза.
О водолазах Лёня нарисовал тысячи рисунков, написал три книги, сочинил драму, снимал фильмы, воплощал в объеме. Ира однажды попросила у Лёни на свой день рождения картину, конечно, с водолазом! Тишков изобразил сидящего на камне водолаза, из головы-шлема которого выглядывала птица, косящая осторожным взглядом: “Водолаз с птицей в голове”.
Картина висела у нее на стене, поэтому, даже в водовороте своих печалей, она сопереживала, что у нее под боком, в Парке Горького, Лёня осуществлял крылатую мечту – свою и скульптора Веры Мухиной – устанавливал на берегу Москвы-реки бронзовый Водолаз-маяк. Благодаря одному энтузиасту, чье имя любитель водолазного братства просил не указывать, Лёня отлил в Москве крупного водолаза, поместив ему в голову мигающую лампу, а в постамент в виде маяка с окошками – лампу непрерывного света, что придавало сказочность происходящему. Казалось, в нем живет маленький смотритель маяка, зажигающий огонь в своем водолазном пространстве, а заодно и все московские фонари.
