Штраух отправил эту служебную записку в Берлин, но Кубе остался на своем посту. Он был убит 22 сентября 1943 года бомбой, брошенной в его спальню русской женщиной. Штраух был приговорен к смерти двумя послевоенными судами и умер в тюрьме в ожидании казни.
Позиция Кубе, не согласного с уничтожением евреев, не была уникальной. На Восточном фронте были и другие, кто протестовал против методов проведения казней, хотя не отрицали справедливости истребления евреев. После того, как люди зондеркоманды 10b и прикрепленного 9-го резервного полицейского батальона казнили сотню евреев в Черновцах, они обсуждали проведенную операцию в своих казармах. Несколько человек назвали расстрел евреев «свинством» (Sauerei), но не подвергали сомнению само деяние 57. Протестантский пастор писал своей жене в 1941 году о том, что «всеобщее отвращение» было вызвало тем, как латвийцы убивали евреев штыками. Все были готовы поставить евреев к стенке, но не к такому «непотребному убийству» 58. Нечама Тек писала о полицейском в белорусском городе, который выступал против того, что расценивал как «беспорядочные и стихийные казни». Он называл их Schweinerei и настаивал, чтобы евреев расстреливали «в организованном порядке». Тот же офицер отказался участвовать в выслеживании евреев, которые подались в бега 59.
Даже то, каким образом евреев депортировали из Берлина, вызывало критику. Так получилось, что редакция газеты «Черный корпус» (Das Schwarze Korps), официального печатного органа СС, находилась рядом с местом, где евреев собирали перед депортацией. Редактор газеты жаловался Рудольфу Брандту на ближайших сотрудников Гиммлера, поскольку как его служащие, так и иностранные гости становились свидетелями «оскорбительного и постыдного» зрелища – евреев жестоко избивали в ходе депортации. Подобное обращение было названо недопустимым и чистым безумием. Писатель подчеркнул, что эта жалоба не имеет ничего общего с гуманными чувствами, а только с искренним убеждением, что все должно выполняться в надлежащей немецкой манере. «В конце концов, мы не хотим выглядеть оголтелыми садистами» 60.
Еще одно сомнительное в нравственном отношении событие произошло в первые дни после вторжения в Советский Союз. В начале августа 1941 года немецкая дивизия оккупировала город Белая Церковь, к югу от Киева, и ее командир попросил зондеркоманду 4a (айнзацгруппа C) убить евреев, проживавших там. За 10 дней рота Ваффен-СС при зондеркоманде застрелила около 850 евреев, но оставила в живых группу из 90 детей в возрасте до пяти лет, бросив их без еды и воды. Из-за детских криков солдатам вермахта пришлось позвать двух военных священников, которые обнаружили их полураздетыми, покрытыми мухами и лежащих в собственных экскрементах. Обо всем этом доложили старшему штабному офицеру дивизии, подполковнику Хельмуту Гроскурту. После того, как Гроскурту сказали, что отряд Ваффен-СС намерен убить детей, он с помощью вооруженных людей преградил путь грузовику, в котором были дети. Он также связался со своими командирами, чтобы попытаться отсрочить убийство. Этот вопрос обсуждался несколькими инстанциями, и фельдмаршал Рейхенау, командующий 6-й армией, лично принял решение, что эта операция «должна быть выполнена соответствующим образом»61. Но остался открытым вопрос, кто возьмет на себя это неприятное задание. Август Хэфнер, офицер зондеркоманды, отмечал, что люди из отряда Ваффен-СС, которым было от восемнадцати до двадцати лет, были слишком молоды, а члены зондеркоманды были женатыми людьми, и у них тоже были дети, следовательно, они также не подходили. Поэтому убийство 90 детей было совершено группой украинских помощников. На послевоенном суде Хэфнер описывал, как детей выстроили в линию на краю ямы и затем застрелили. «Вопли были неописуемыми» 62.
Вышеизложенные факты неоспоримы, но роль Гроскурта в этой ситуации остается неясной. В письме своей жене, датированном 21 ноября 1939 года, он писал, что после действий СС в Варшаве ему «стыдно быть немцем» 63. У него также были связи с группой сопротивления вокруг адмирала Вильгельма Канариса, начальника военной разведки. Глубоко религиозный протестант, Гроскурт в дневнике заявлял о сильных антинацистских чувствах. Он на самом деле пытался предотвратить или, по крайней мере, отсрочить убийство детей. В отчете он писал: «Меры, предпринятые против женщин и детей, ничем не отличаются от зверств, совершаемых врагом, о котором постоянно рассказывают войскам». И, тем не менее, как утверждает Саул Фридлендер, по-видимому, его действия в отношении еврейских детей были обусловлены не столько гуманными соображениями, сколько заботой о реакции его людей. «Казнь, – писал Гроскурт, – можно было бы провести без всякого шума, если бы местный штаб предпринял необходимые шаги, чтобы не допускать сюда войска… И младенцев, и детей следовало устранить немедленно, чтобы избежать этой бесчеловечной агонии» 64. С другой стороны, историк Николас Старгардт предположил, что у Гроскурта не было иного выбора, кроме как предложить этот довод против убийства детей в выражениях, приемлемых для его командования 65.
Во всех этих случаях людям удалось в разной степени и по разным причинам избежать участия в убийстве евреев, а некоторые пытались даже предотвратить их. Другие критиковали, иногда даже публично. После вторжения в Польшу в 1939 году генерал Йоханнес Бласковиц, командующий Восточными территориями, осуждал поведение СС и убийство евреев и поляков. Он также возражал против «незаконных казней», протест, который Гитлер отверг, назвав «ребяческим» 66. В служебной записке, датированной 27 ноября 1939 года, Бласковиц отмечал «ужасную жестокость и моральное разложение, которое быстро распространяется». Высокопоставленные офицеры СС и полиции «требовали и открыто поощряли акты насилия и жестокости» 67. Подобная позиция, утверждал Бласковиц, являлась «непосильным бременем» для вермахта 68. Гитлера привела в ярость подобная характеристика, и Бласковиц извлек из этого урок. В своем выступлении 6 февраля 1940 года генерал назвал поляков и евреев своими «заклятыми врагами на Востоке» и обратился с просьбой о более систематической стратегии против них 69.
Летом 1943 года военный врач Кристиан Шёне упомянул об убийстве евреев в письмах, разосланных ближайшим родственникам солдат, пропавших без вести, и потребовал положить конец массовым убийствам, «исходя из соображений нравственности и чести». Доброго врача отдали под трибунал, но он вышел из этого положения, получив один год тюремного заключения 70. Те, кто нес ответственность за проведение «окончательного решения», знали, что кое-где последует негативная реакция, но они были решительно настроены игнорировать ее. После встречи с Гитлером 19 июня 1943 года Гиммлер отметил в служебной записке, что «эвакуация» евреев будет проведена с «непоколебимой решимостью» вместо «беспокойства» (Unruhe), которого следовало ожидать 71.
Общее количество немецких солдат и офицеров, которые протестовали против убийства евреев, было невелико, и еще меньшей была доля тех, кто делал это по моральным соображениям. Дэвид Киттерман проанализировал 85 случаев отказов убивать в России и пришел к выводу, что около четверти из них были обоснованы соображениями совести в противовес проявлению слабости 72. Выводы Киттермана не являются последним словом, но картина в целом, видимо, верна. Вероятно, многие из тех, кто выступал против убийства евреев и активно старались помочь им, были верующими христианами, но нам известно, что это не помешало многим другим принимать участие в убийствах. Фактически все нацисты были христианами, и приверженность подавляющего большинства немецкого народа христианской вере не являлась эффективной защитой от непрерывного процесса разрушения. Почти 18 тысяч католических священников, студентов богословия и послушников служили в вермахте в качестве военных священников, но ни один из них не выразил несогласия с политикой истребления 73. Отчеты протестантских военных священников еще не были детально изучены, но, по-видимому, это ничего не меняет 74. Для всех этих людей преданность отечеству и дело спасения христианских душ было важнее сомнений в правильности реализуемой практики геноцида нацистского режима. Эта политика противоречила всему, за что ратовала их вера, но этот теоретический конфликт не смог помешать им приспосабливаться и искать компромисс.
