Нацистский режим организовал идеологическую обработку всех слоев общества и в особенности сотрудников служб безопасности и военнослужащих. В издании, опубликованном для СС в 1943 году, под названием «Унтерменш» («Недочеловек») заявлялось, что советские люди, в том числе и евреи, «находятся на уровне ниже животных». На фотографиях, якобы снятых на оккупированных восточных территориях, были изображены монстроподобные люди, одетые в лохмотья, которые противопоставлялись прекрасным арийцам 72. Трудно выяснить, насколько эффективной была эта пропаганда, возможно, она просто укрепила уже существовавшее предубеждение. Каким бы ни был ответ, очевидно, что идеологическая обработка усилила враждебность по отношению к евреям и таким образом содействовала готовности убивать их. Это расширяло границы приемлемого и надлежащего поведения и ослабляло традиционные представления о добре и зле 73. Неудивительно, что Гиммлер постоянно призывал к усилению идеологического образования 74. В центре обучения был еврейский вопрос, и когда развернулось «окончательное решение», его разрушительная цель признавалась все более и более открыто. В выпуске информационного бюллетеня, вышедшем в декабре 1941 года, заявлялось: «То, что еще два года назад казалось невозможным, сейчас осуществляется шаг за шагом: в конце войны Европа будет свободна от евреев» 75.
Все больше и больше нацистская риторика на высшем уровне упоминала об уничтожении евреев, которое претворялось в жизнь, и превозносила его как важнейшее историческое событие, операцию по избавлению от зла. В послании, зачитанном на церемонии по случаю годовщины основания нацистской партии 24 февраля 1942 года, Гитлер заявил: «Мое предсказание о том, что в этой войне будут истреблены не арийцы, а евреи, исполнится. Чем бы ни закончилась эта битва и сколько бы она ни продлилась, именно это будет окончательным итогом этой войны. И затем, наконец, после уничтожения этих паразитов, мир, который так долго страдал, вступит в долгий период братства народов и настоящего спокойствия» 76. А в передовой статье для нацистского еженедельника «Дер Ангриф» от 23 февраля 1943 года Роберт Лей, руководитель трудового фронта нацистской Германии, писал: «Наконец-то было решено уничтожить евреев за их возмутительные злодеяния и преступления. Нам, немцам, было назначено судьбой осуществить это решение Провидения» 77.
Гиммлер выразил аналогичную мысль, выступая перед группой офицеров СС в Познани (оккупированная Польша) 4 октября 1943 года: «В нашей истории это [истребление евреев] славная страница, которая никогда не была и никогда не будет написана» 78. Тем не менее тот факт, что Гиммлер назвал убийство евреев «страницей, которая никогда не была и никогда не будет написана», указывает на то, что организатор «окончательного решения» не желал допустить открытого признания массовых убийств. Поскольку Гитлер также постоянно говорил отвлеченно об «истреблении», участь евреев не была подходящей темой для разговора в его штабе 79. Нежелание Гитлера и Гиммлера признать реальность массовых убийств, по предположениям Конфино, означает, что у них было «осознание правонарушения». Оба избегали описания подробностей того, что происходило на самом деле, и не только в разговоре с другими людьми, но и когда речь шла о них самих, потому что они понимали, что нарушают табу80. 27 марта 1942 года Геббельс сделал запись в дневнике, говоря об истреблении евреев как о «варварском поступке, который нет необходимости описывать более подробно» 81. По утверждениям, в начале «Операции Рейнхард» в 1942 году Гиммлер упоминал о необходимости «сверхчеловеческих актов бесчеловечности» 82. Говорят, что один офицер СС заявлял: «Когда я на службе, я – свинья, а я почти всегда на службе» 83. Как бы ни хотел нацистский режим достигнуть полной трансформации ценностей, ему так это и не удалось. Даже Гитлер и его ближайшее окружение, вероятно, понимали в глубине души, что они поступают неправильно 84.
Беспокойство, которое испытывали лидеры, нашло отражение в эвфемизмах, которые они использовали при описании ужасов массового убийства. Все началось с таких терминов, как «зондербехандлунг» (Sonderbehandlung, особое обращение), «эндлозунг» (Endlösung, окончательное решение) и «умсидлунг» (Umsiedlung, переселение), но даже эта терминология стала считаться слишком конкретной. Относительно статистического отчета о проведении «окончательного решения», составленного 4 апреля 1943 года, Гиммлер отдал приказ, что уничтожение евреев нигде не должно упоминаться как «Sonderbehandlung der Juden». Напротив, истребление нужно было называть «транспортировкой евреев из восточных провинций на русский восток» и «сопровождением». Беспокойство о регламентации языка является еще одним свидетельством того, что сохранились старые нормы морали, из-за чего неприемлемо было называть вещи своими именами 85.
То, с какой настойчивостью Гиммлер повторял, что уничтожение евреев проходит в должном порядке, а его исполнители остаются «порядочными» людьми, является еще одним признаком того, что руководитель СС так и не отказался полностью от тех ценностей, в которых его воспитали. Для нас невозможно связать порядочность и массовые убийства, но сам факт, что Гиммлер использовал такое понятие, как «порядочность», термин, принадлежавший нравственному языку его прошлого, является очень важным. В приказе, изданном 12 декабря 1941 года, Гиммлер возложил на своих подчиненных «священную обязанность лично убедиться, что ни один из наших людей, который должен выполнить эту трудную задачу [убивать евреев], не пострадает и не получит душевных травм» 86. Пособие по идеологическому обучению СС и полиции, излагавшее моральный кодекс «черного ордена», апеллировало к таким ценностям, как «чистота» и «благородство» 87.
В то же время содержание этого призыва четко указывало на то, что представители иной расы были исключены из этой моральной вселенной, и для них не предусматривалась человеческая солидарность. Не было необходимости обращаться с евреями как с людьми, и, несомненно, это было явное преступление. Лишение жизни евреев не считалось убийством. В свете новой этики это был моральный долг. Данная концептуальная связь является ключевой. Без этого нравственного обоснования массовое убийство было бы невозможно 88. О сильном влиянии, которое ненависть к евреям оказывала на умонастроение СС, свидетельствует то, что даже после приказа Гиммлера о прекращении убийств евреев в 1945 году, эти преступления продолжались в ходе маршей смерти, которым заключенные лагерей подверглись весной 1945 года.
Во время нескольких полупубличных выступлений Гиммлер признал, что убийства, которые пришлось совершать его людям, были поистине ужасными, но их нужно было осуществить без личного обогащения. 29 февраля 1940 года Гиммлер говорил с гауляйтерами (нем. Gauleiter, руководители нацистской партии областного уровня) и другими партийными функционерами и оправдывал убийство польской интеллигенции. Он заявил, что казни были ужасными. «Присутствовать при этом ужасе было страшным и отвратительным опытом для немца. Это так, и если бы это было иначе, он больше не был бы представителем германского народа» 89. 4 октября 1943 года в Познани Гиммлер снова обратился к высшим офицерам СС по вопросу массовых убийств. Эвакуация и уничтожение еврейского народа является «тяжелым вопросом», заявил Гиммлер, о котором мы не говорим публично. «Многие из вас узнают, каково это, когда сотня трупов лежит рядом, когда их 500 или 1000. Видеть это и, не считая отдельных случаев человеческой слабости, остаться порядочными – это закалило нас». Мы забрали богатства евреев, продолжил Гиммлер, и передали их в государственную казну. «[М]ы ничего не взяли себе. Тех, кто нарушил это правило, будут судить в соответствии с приказом, который я отдал вначале: Присвоивший себе хоть одну марку – покойник… У нас есть моральное право и обязанность сделать это – уничтожить этот народ, который уничтожил бы нас. Однако у нас нет права взять себе хотя бы одну шубу, одну марку, одну сигарету, часы или что-то еще… Мы выполнили эту сложнейшую задачу из любви к нашему народу. И никакой ущерб не был причинен нам самим или нашему характеру» 90.
