– Присаживайтесь! Вот сюда, пожалуйста. – Он показал Изабелле на скамью прямо напротив себя. – Итак, – сказал он, беря в руку кружку с кофе, – расскажите мне о своей жизни в Бразилии.
Изабелла удивленно посмотрела на него.
– Но почему именно в Бразилии?
– Потому, мадемуазель, что вы сейчас сидите передо мной, словно деревянный чурбан, такая, знаете ли, изношенная балка, которая уже больше сотни лет подпирает крышу старого дома. У вас напряжен каждый мускул, каждая клеточка тела, а я хочу, чтобы вы расслабились, чтобы разгладились черты вашего лица, чтобы губы снова стали мягкими, а в глазах вспыхнул свет. Понимаете меня?
– Я… думаю, да.
– Голос звучит не очень уверенно. Что ж, постараюсь объяснить еще раз. Многие ведь думают, что скульптура – это только внешний образ модели, так сказать, ее внешняя оболочка. В какой-то мере, эти люди правы. Во всяком случае, в том, что касается техники исполнения. Но любой большой мастер тотчас же скажет вам, что искусство ваяния, умение добиться чисто физического сходства с моделью, в первую очередь, зависит от того, насколько глубоко скульптур сумел заглянуть в душу своей модели, насколько он понял истинную суть этого человека.
Изабелла робко глянула на Лорена.
– Понятно.
– И вот вам простой пример, – увлеченно продолжил он свои рассуждения. – Если я леплю бюст молодой девушки и по ее глазам вижу, какое у нее доброе сердце, как оно обливается кровью, как болит за всех, кому тяжело, то, вполне возможно, я изображу ее с каким-нибудь животным. К примеру, помещу ей в руки голубя. А если модель производит на меня впечатление скупой и алчной женщины, то тогда я надену ей на запястье тяжеленный белоснежный браслет или массивный перстень на палец. Что ж, – Лорен открыл свой альбом для эскизов. Его карандаш завис в воздухе. – Начинайте рассказывать мне, а я в это время буду делать наброски. Расскажите мне, где вы выросли.
– Большую часть детства я провела на ферме в горах, – ответила Изабелла, и мгновенно перед ее глазами предстала любимая фазенда. Легкая улыбка скользнула по ее губам. – У нас там были свои лошади. По утрам я каталась верхом, забираясь высоко в горы, или купалась в озере.
– Прямо сплошная идиллия, – хмыкнул Лорен, и его карандаш быстро заскользил по бумаге.
– Так оно и было, – согласилась Изабелла. – А потом мы переехали в Рио. Наш дом расположен у подножия горы Корковадо. В один прекрасный день на ее вершине установят статую Христа. Вид, конечно, красивый, и дом наш намного больше и роскошнее, чем фазенда. Разве что гора подавляет все вокруг своим величием. И от этого в доме мало света. Иногда у меня вообще возникает такое чувство, – Изабелла замолчала, пытаясь подобрать нужное слово, – будто я начинаю задыхаться и мне не хватает воздуха.
– А здесь, в Париже, как вы себя чувствуете? Париж ведь тоже большой город. Задыхаетесь, как и в Рио?
– О нет! – качнула головой Изабелла. Лицо ее мгновенно просияло. – Я очень люблю Париж, особенно живописные улочки Монпарнаса.
– Хм! Что же тогда получается? Выходит, на вас влияет не столько место жительства, сколько состояние собственного ума. Ведь и в Париже, уверяю вас, можно тоже легко задохнуться от клаустрофобии. А вам, по вашим словам, здесь очень нравится.
– Конечно, вы правы, – согласилась она с Лореном. – Все дело в той жизни, какой я живу в Рио. А сам город тут совсем ни при чем.
Лорен продолжал набрасывать эскиз, постоянно следя за выражением лица Изабеллы.
– А что не так с этой вашей жизнью в Рио?
– Ничего… То есть я хочу сказать… – Она неопределенно пожала плечами, стараясь пояснее выразить свою мысль словами. – Мне вообще необыкновенно повезло. Я веду самую привилегированную жизнь. В следующем году выйду замуж. Стану жить в красивом доме. В моем распоряжении будет все, о чем только может мечтать любая женщина.
– Так почему же у вас сейчас такие грустные глаза, когда вы рассуждаете о собственном блестящем будущем? Как я понимаю, впрочем, вы сами намекнули на это при нашей первой встрече, ваш брак – это, скорее всего, такая сделка, в которой участвует не столько сердце, сколько голова. Я прав?
– Месье Бройли, вам многого не понять, – после короткой паузы ответила Изабелла. – У нас в Рио все по-другому. Это отец захотел, чтобы я сделала хорошую партию. Мой жених родовит. Его семья – одна из самых знатных во всей Бразилии. К тому же, – она сокрушенно вздохнула, – у меня нет никаких талантов, как, скажем, у вас, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Я всецело завишу от своего отца. А вскоре буду зависеть от мужа. Он будет обеспечивать меня всем, что мне нужно.
– Понимаю, мадемуазель. И глубоко сочувствую вашей доле. К сожалению, – Лорен тоже вздохнул, – единственный человек, который может изменить вашу судьбу, это вы сами.
Он отложил карандаш в сторону и несколько минут молча изучал свои наброски, а Изабелла в это время сидела, боясь пошевелиться. Разговор явно вывел ее из душевного равновесия.
Наконец Лорен снова поднял на нее глаза.
– Глядя на свои наброски, заверяю вас, что вы смогли бы совсем неплохо зарабатывать себе на жизнь в качестве модели для наших художников на Монпарнасе. У вас ведь не только прекрасное лицо. Наверняка под этим платьем скрывается и не менее восхитительное тело, настоящее воплощение красоты и женственности.
Лорен окинул ее оценивающим взглядом, и от этого взгляда ей стало жарко и кровь ударила в лицо.
– Ну, почему вы так смущаетесь? – укоризненно заметил Лорен. – Здесь, в Париже, мы славим и чтим красоту женского тела. В конце концов, все мы приходим в этот мир голыми. И только общество потом навязывает нам, как и во что одеваться. Впрочем, зима в Париже тоже немаловажный фактор. – Лорен издал короткий смешок и глянул на часы. – Не волнуйтесь. – Он снова окинул ее пристальным взглядом. – Я буду лепить вас в том наряде, в каком вы пришли сегодня. Это платье вам удивительно идет.
Изабелла молча кивнула головой, испытывая в душе невероятное облегчение.
– Но пока вы мне тут изливали душу, часы пробили полдень. Пора обедать. Пойду, принесу хлеб, сыр и немного вина, в качестве награды вам.
Лорен забрал со стола кружки и снова двинулся в направлении кухни. Задержался на минуту возле Маргариды и спросил, не присоединится ли она к совместной трапезе.
– Спасибо, с удовольствием, – ответила Маргарида и, поднявшись со своего рабочего места, направилась в ванную, чтобы помыть руки.
Изабелла осталась в мастерской одна. Она глянула в окно на клумбы с цветущей лавандой. Все внутри у нее дрожало и трепетало. Непонятно как, но Лорен без каких-либо видимых усилий заставил ее поделиться с ним всеми своими сокровенными переживаниями о собственном будущем.
– С тобой все в порядке, Изабелла? – спросила у нее подошедшая Маргарида, усаживаясь рядом, и с озабоченным видом положила ей руку на плечо. – До меня долетали кое-какие обрывки ваших разговоров. Надеюсь, месье Бройли не переусердствовал в своем желании сделать максимально достоверный портрет? Более того, как мне кажется, – Маргарида слегка понизила голос, – им движут отнюдь не только профессиональные интересы.
