Мама связалась с ассистенткой. Мы с Сабриной сели.
– Сабрина, – прошептала я, – насчет «Маленького белого платья»…
– Не надо! – прошипела она. Развернулась ко мне, вперилась взглядом и открыла рот, чтобы продолжить, но в этот момент ассистентка Хейдена позвала ее по имени. Она поднялась. Я тоже.
– Он хочет встретиться с каждой по отдельности, – сказала ассистентка.
Меня окатило волной страха. Это как наблюдать за девушкой из фильма ужасов, которая в одиночестве спускается в подвал. Хочется закричать, но даже если сделаешь это, она не послушается.
Сабрина вошла в кабинет, и я села рядом с мамой, судорожно подергивая ногами. Мама положила на них руку, но не помогло. Через закрытую дверь я слышала, как Сабрина исполняла «Пропасть между нами», которую мы должны были спеть вместе. После этого она оставалась внутри еще долгое время, их бормотание невозможно было разобрать. Мама начала нервничать.
– Интересно, о чем они говорят? – произнесла она, бесконечно поглядывая на телефон, словно Сабрина могла мысленно написать ей новости в сообщении.
Я уверяла себя, что Хейден снова рассказывал ей о славе. Уверяла, что Хейден расспрашивал ее о наших видео и о нашей стратегии, узнавал, кем она видела себя через десять лет.
Но не могла отделаться от дурного предчувствия, что мы вошли в это здание как Сестры Кей, а выйдем кем-то другим.
Затем я снова услышала пение Сабрины. Но не «Пропасть между нами» и не одну из наших песен. Она пела «Tschay Hailu». Песню, что пел папа. Нашу первую совместную песню.
И тогда я поняла. Она предала меня.
Глава 4
Надо делать все правильно
Когда они выходят из кафе, что-то меняется. И никто не может сказать, что именно. Но Натаниэль знает, что слышал песню Фрейи и ранее, хотя ни разу в жизни не смотрел видео на Ютьюбе. И Фрейя помнит парня Харуна, хотя получает сотни тысяч комментариев. И Харун сегодня здесь, с Фрейей, настоящей Фрейей.
* * *
Пока они куда-то идут, Натаниэль робко спрашивает, что случилось с голосом Фрейи.
Она и прежде задавалась этим вопросом, но до сих пор не нашла ответ. Она рассказывает Натаниэлю и Харуну про тот день, когда все пошло наперекосяк, как она усердно пела, даже слишком усердно, а следующим утром не смогла выдать и строчки, и все решили, дело в надорванных связках. Фрейе дали отдохнуть утром, персональный массажист Хейдена сделал ей массаж. Но во второй половине дня стало только хуже, а на следующий день – хуже некуда. И она знала, что это не надрыв – его бы она почувствовала. Это была пустота. Она всегда умела петь, всегда знала, как это сделать, а сейчас казалось, будто душа покинула тело. «Не накручивай себя», – посоветовала мама, но это означало, что Фрейя в беде. Она спела первую ноту, как только родилась. Она пела точно так же, как и дышала, – автоматически. И вдруг не смогла. А иногда едва могла дышать.
– Когда это произошло? – спрашивает Харун.
Фрейя вздыхает. Миллион лет назад. Настолько уставшей она себя чувствует.
– Три недели назад.
– Три недели! – восклицает Харун. – Это ничто. Разве они не могут подождать?
– Могут, но не станут, – отвечает Фрейя. – После сегодняшнего осмотра у врача Хейден вызвал меня в офис. Уверена, чтобы выгнать. Вот почему я не поехала. Он не сможет меня уволить, если меня там не будет.
– Но прошло всего три недели, – повторяет Харун. Кажется, он слишком на этом зациклился. Он не знает, что время Хейдена измеряется золотом, а три потерянные недели – это счет, который никто из них не потянет.
– Я потеряла свое место, – объясняет Фрейя. – Через две недели он займется Лулией.
– А ты не можешь записаться после Джулии? – спрашивает Натаниэль.
– Лулии, – исправляет его Харун.
– Ну Лулии.
– Это не так работает.
Фрейя устала об этом говорить, устала пытаться предугадать, что взбредет в голову Хейдену Буту. Что его удовлетворит. Что разозлит. Что сойдет за преданность, а что за предательство. Она знает, что он ее бросит. Мама в это не верит. Зачем кому-то два года инвестировать в человека, а потом просто отшить? Это неразумно. Но Фрейя знает, что, несмотря на его слова – «Искусство – это личное. А бизнес – нет», – у Хейдена все бизнес и все личное.
– Он стал легендой благодаря способности создавать артистов, – объясняет она Харуну и Натаниэлю. – У него есть формула, которая работает. Всегда работала. Вот почему он так разборчив в плане того, с кем общаться. Человек должен обладать весьма специфическими качествами.
Такими, как талант. Харизма. И голод. Возможно, Хейден обладает самой настоящей сверхчеловеческой способностью: может почувствовать, кто достаточно голоден, чтобы пойти на все, даже пожертвовать личной жизнью, независимостью… семьей.
Но она не рассказывает об этом Харуну и Натаниэлю. Вместо этого делится подробностями третьей встречи с Хейденом, первой после того, как отсеялась Сабрина, когда остались лишь Фрейя и мама. Он выложил весь свой план. Им понадобится два года, сказал он. Сестры Кей были известными, а вот Фрейя – нет. Нужно обратить фанатов Сестер Кей в фанатов Фрейи и привлечь еще новых. Они создадут страницы во всех соцсетях, выберут образ, при котором она соберет большую аудиторию, научат выступать перед толпой, повысят коэффициент качества, сделают ее имя нарицательным. Тогда можно будет выпустить первый сингл. После этого они сделают небольшой перерыв, создадут больше загадочности, заставят поголодать. И только тогда начнут работу в студии. Хейден предрекал, что после выхода альбом получит такой же успех, как альбомы Лулии и Меланж.
Мама слушала все это со страстью, но у Фрейи на душе скребли кошки. Казалось, слишком много костяшек домино должно упасть правильно. А если что-то пойдет не так?
Хейдена как будто удивил ее скептицизм. Он принялся читать одну из своих лекций. «Думаешь, людям нравится искусство и музыка, исходя из личного вкуса? – спросил он, насмехаясь над мыслью об индивидуализме. – Все дело в формировании правильного образа. И преподнесении его миру. Это сексуально. Это смело. Это следующее, о чем ты захочешь узнать в первую очередь. Сделаешь это правильно и можешь больше ни на что не заморачиваться. Твой продукт даже может не быть первоклассным, если преподнесешь его правильно. – Он покачал головой и улыбнулся, как будто все так просто. – Люди – мотыльки, их притягивает свет. Наша работа – сделать тебя самым ярким светом».
– Может, это его и разозлило, – говорит Фрейя Натаниэлю и Харуну. – Не столько мои проблемы с голосом, сколько то, что я нарушила его марш к неотвратимости. – На долю секунды эта мысль вызывает у нее сочувствие к Хейдену. Он создавал звезд так же естественно, как и дышал, но пришла Фрейя и все испортила. – В его глазах это было предательством.
– Если кого здесь и предали, так это тебя, – отвечает Харун.
