Сам стиль работы кружка, о котором рассказывает де Врис, отмечает Надлер, ничем не отличался от обычных собраний коллегиантов, но впервые на подобном собрании обсуждался не текст Священного Писания, а сочинение Спинозы, которое едва ли к нему не приравнивалось.
Судя по всему, к этому времени Спиноза уже закончил читать Кайзерусу лекции о картезианской философии, в ходе которых воплотил в жизнь мечту Рене Декарта о превращении философии в такую же точную, основанную на неопровержимых логических посылках науку, как математика. В этом случае, по мысли Декарта (которую, вне сомнения, разделял Спиноза), философия и в самом деле представляла бы людям объективные знания о мироздании и собственной природе, а значит, и помогала бы найти ответ на вопрос, как прожить жизнь «так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
Но сам Декарт почти не предпринял никаких шагов в этом направлении — его сочинения подчас больше напоминают философские поэмы, чем труды математика. Спиноза, видимо, решил в этом отношении завершить труд учителя и построить философскую систему на той же основе, на какой строится самая фундаментальная из наук — математика. А точнее — на хорошо знакомой любому образованному человеку того времени евклидовой геометрии, которая начинается с семи определений, пяти постулатов, девяти аксиом, и дальше уже начинается доказательство теорем.
Читая Кайзерусу свои лекции по философии Декарта, Спиноза стал представлять ее положения в виде теорем, которые на основе определенных исходных посылок можно доказать столь же неопровержимо, как, скажем, теорему Пифагора.
Открытая им новая методика разъяснения философских идей, видимо, очень быстро захватила все существо Спинозы. Как следствие, к уже написанному «Краткому трактату о Боге, человеке и его блаженстве» он решил составить специальное «Приложение», представив в нем семь аксиом и три теоремы, и продолжил и дальше двигаться в этом направлении. Но пытаясь уверить самого себя и своих последователей, что с помощью строгих, однозначных математических понятий можно описать все происходящее в мироздании, Спиноза забывал или при всем его уме отказывался понимать, что «вне сферы математики, в особенности в области человеческой жизни, такого рода точность составляет скорее исключение, чем правило»
[123].
В XX веке попытку математизировать философские истины предпринял Бертран Рассел, но также потерпел неудачу на этом пути.
Математические приемы изложения философских проблем неминуемо должны были начать пробуксовывать, что в итоге и произошло в «Этике».
Но в апреле 1663 года, когда Спиноза решил перебраться из Рейнсбурга в Ворбург, до решающей фазы работы над «Этикой» было еще очень далеко.
Спинозу пока одолевали другие идеи и другие заботы.
* * *
Мы можем только догадываться, что именно привело Спинозу к переселению в Ворбург.
Не исключено, что Надлер прав, когда утверждает, что главным в этот решении стал тот факт, что Ворбург находился также недалеко от Гааги, как и Рейнсбург от Лейдена, а в Гааге незадолго до того возник еще один кружок спинозистов, в который вошли представители самых высших слоев общества.
Жизнь в Ворбурге, который хотя был и больше Рейнсбурга, но все равно считался деревней, — развивает свою мысль Надлер, — позволяла Спинозе, с одной стороны, наслаждаться сельской тишиной, а с другой — часто бывать в Гааге и общаться со своими новыми последователями. Да и те могли без труда приезжать к нему, когда пожелают.
Вместе с тем новое место жительства обладало одним существенным недостатком — оно располагалось значительно дальше от Амстердама, где жили самые преданные друзья и ученики. Но неужели мы оскорбим великого философа подозрением, что внимание сильных мира сего льстило ему настолько, что он готов был отдалиться от друзей, чтобы быть поближе к первым?!
Впрочем, даже если у кого-то и могли возникнуть подобные мысли, Спиноза мог с чистой совестью ответить на это, что сообщение между городами Голландии было в то время уже так хорошо налажено, что ничто не мешало ему, живя в Ворбурге, бывать в Амстердаме столь же часто, как и прежде, а его амстердамским друзьям приезжать к нему в гости в Ворбург.
В Ворбурге Спиноза снял комнату в доме на Церковной (то есть главной) улице в доме художника Даниэля Тидемана, официально исповедовавшего кальвинизм, но тайно симпатизировавшего коллегиантам. Которые, как уже догадался читатель, и помогли Спинозе обрести новый дом.
Очень скоро Спиноза стал своим человеком в местной общине коллегиантов, да и во всем Ворбурге, и в 1665 году даже оказался втянутым во внутридеревенские распри, помогая Тидеману и его единомышленникам составить письмо против кандидатуры пастора, которого намеревалась прислать консистория Дельфы и который считался среди коллегиантов крайним реакционером.
Тогда же 53 жителя Ворбурга, считавших кандидатуру пастора вполне приемлемой, подписали и направили в магистрат деревни петицию, в которой указывали: «Богопротивное прошение это составил жилец Тидемана, некий Спиноза, родителями которого были евреи, а сам он атеист и хулитель любой религии по образу мыслей и вредный для общества субъект».
Но все это будет позже. А пока почти сразу после переезда в Ворбург, едва разместив на новом месте родительскую кровать с балдахином и оборудование для шлифовки стекол, Спиноза направился в Амстердам.
Дело в том, что после того как он закончил диктовать Кайзерусу свои лекции по второй части «Основ философии» Декарта, члены амстердамского кружка немедленно попросили учителя снять копии со сделанных Кайзерусом конспектов и прислать их с Питером Баллингом, часто курсировавшим между Лейденом и Амстердамом.
Прочитав рукопись, де Врис, Йеллес и все остальные пришли в полный восторг, а Людовик Мейер (который часто совершенно независимо от Спинозы высказывал сходные с ним идеи) заявил, что уже давно мечтал изложить философию Декарта в математической или близкой к математической форме, но у него из-за занятости все не доходили руки. Спиноза, по мнению Мейера, проделал блестящую работу, которая должна быть издана в виде книги — и для того, чтобы познакомить знатоков с новым подходом к философии Декарта, и для того, чтобы мир узнал, наконец, о существовании Спинозы.
Идея издания книги и привела Спинозу весной 1663 года в Амстердам, о чем он затем подробно рассказал в письме Генриху Ольденбургу:
«Переправив сюда (в Ворбург. — П. Л.) в апреле месяце свою домашнюю утварь, я отправился в Амстердам. Там некоторые друзья обратились ко мне с просьбой, чтобы я сделал для них копию одного трактата, содержащего в кратком изложении вторую часть «Начал» Декарта, доказанную геометрическим способом, а также краткое изложение важнейших проблем метафизики. Трактат этот был продиктован некоторое время тому назад одному юноше, которому я не желал открыто преподавать моих собственных мнений. Затем друзья мои попросили меня, чтобы я как можно скорее изложил тем же методом и первую часть «Начал». Чтобы не противиться друзьям, я немедленно приступил к выполнению этого. В две недели работа была готова, и я передал ее друзьям, которые в конце концов попросили меня, чтобы я разрешил им издать все это. Они без труда получили мое разрешение под тем, однако, условием, чтобы кто-нибудь из них в моем присутствии украсил мою работу более элегантным стилем и снабдил ее небольшим предисловием, предуведомляющим читателей, что я разделяю не все, что содержится в этом трактате, так как я изложил в нем немало такого, что совершенно противоположно моим собственным воззрениям. Все это должно было быть пояснено на одном или двух примерах. Исполнение всего этого взял на себя один из моих друзей, который и наблюдает за изданием этой книжки. Вот это-то и задержало меня на некоторое время в Амстердаме.
