* * *
Нет никакого сомнения в том, что «Богословско-политический трактат» с полным правом можно назвать бестселлером своего времени. В течение двух лет он выдержал четыре издания — все без указания автора и под разными обложками.
Очень быстро появился перевод трактата на французский язык, причем авторство перевода намеренно приписали проповеднику-янсенисту Антуану Сент-Глену, скончавшемуся в 1664 году — с покойника и взятки гладки. В Англию несколько экземпляров «Трактата» доставил уже упоминавшийся Питер Серрариус. Он передал эти книги Генриху Ольденбургу, после чего они стали ходить по рукам членов Лондонского Королевского общества.
Учившийся в это время на врача в Лейденском университете немецкий студент Герман Георг Шуллер, прочтя «Трактат», тут же стал его восторженным почитателем и поспешил переслать книгу в Германию, где она попала в руки Чирнгауса, Лейбница и других молодых философов и также вызвала оживленные споры.
Впрочем, Лейбниц, возможно, узнал о «Богословско-политическом трактате» из письма профессора Лейденского и Утрехтского университетов Иоганна Гревия (Гревиуса), датированного 12 апреля 1671 года.
«В прошлом году, — писал Гревий, — вышла книга, озаглавленная «Богословско-политический трактат», которая устанавливает нечестивейшее естественное право и, потрясши авторитет священных книг, открывает широко двери безбожию. Автор этой книги, говорят, еврей, по имени Спиноза, который давно отлучен от синагоги за чудовищные взгляды, а его книга по той же причине осуждена властями».
Сразу же после выхода в свет, в 1670 году, Антониус Ян Глаземакер перевел «Трактат» на голландский язык. Узнав об этом, Спиноза срочно написал письмо своему давнему другу и поклоннику, будущему спонсору издания его «Посмертных сочинений» Яриху Йеллесу:
«Дорогой друг!
Посетивший меня недавно профессор NN рассказал мне, между прочим, что он слышал, будто мой «Богословско-политический трактат» переведен на голландский язык, и что кто-то — кто именно, он не знает — собирается сдать его в печать. Ввиду этого убедительно прошу Вас разузнать об этом деле и, если будет возможно, воспрепятствовать этому изданию. Просьба эта не только моя, но и многих моих хороших знакомых, которым было бы весьма неприятно видеть эту книгу запрещенной, что, без сомнения, произойдет, если она будет издана на голландском языке. Я твердо рассчитываю на то, что Вы окажете мне и [нашему] делу эту услугу»
[209].
Таким образом, в том, что на голландском языке «Богословско-политический трактат» вышел в свет только в 1693 году, виноват только Спиноза. Он все еще был убежден, что главной ошибкой Адриана Курбаха, приведшей к полному запрету его книги и его аресту, было то, что тот издал свои произведения на голландском, а не на латыни.
На самом деле, как уже знает читатель, это, возможно, спасло Спинозу, но ни от чего не спасло его книгу.
Как уже говорилось, первым сочинением против «Трактата» стало «Возражение» пастора Иоганна Малькиора.
В 1674 году одна задругой вышло сразу несколько книг, направленных против произведения Спинозы, — «Богословско-политический трактат на весах истины» профессора Йенского университета Иоганна Музеуса, «Против анонимного «Богословско-политического трактата» профессора Регнера ван Мансвельта и «Опровержение богохульной книги, названной «Богословско-политическим трактатом» Виллема Блейенберга.
«Дьявол совратил великое множество людей, находящихся на службе у него и направляющих свои старания к тому, чтобы ниспровергнуть все, что есть в мире святого. Но, право, впору сомневаться, чтобы кто-либо из них работал над разрешением всякого Божественного и человеческого права с такой силою, как этот лжеучитель, рожденный на погибель религии и государства», — писал Иоганн Музеус в предисловии к своему опусу, и уже из этих слов понятно, что он оценил сочинение Спинозы по достоинству.
Ученики Спинозы, видимо, тщательно отслеживали и пересылали своему наставнику все появлявшиеся против него в печати выпады, но, судя по всему, Спиноза оставался к ним равнодушным.
«Книгу, написанную против меня утрехтским профессором и появившуюся в свет после его смерти, я видел выставленной в окне одного книгопродавца, и из того немногого, что успел прочесть в ней, убедился, что она не заслуживает даже прочтения, а тем более ответа. Поэтому я оставил в покое как книгу, так и ее автора, подумав с усмешкой о том, что люди наиболее невежественные обыкновенно обнаруживают наибольшую смелость и наибольшую готовность к писанию книг. Невольно приходит в голову, что выставляют свой товар как лавочники, которые имеют обыкновение показывать сначала то, что похуже. Они говорят о лукавстве дьявола, а мне так кажется, что эти люди в лукавстве далеко превосходят дьявола»
[210], — с брезгливым презрением писал Спиноза Йеллесу в июне 1674 года в ответ на его сообщение о выходе книги профессора ван Мансвельта.
И стоит заметить, он имел право на такое отношение к своим критикам. Все они пылали праведным гневом, многим их суждениям нельзя было отказать в логике, но по большому счету ни один из них не мог привести серьезных контраргументов против автора «Богословско-политического трактата». Для этого им не хватало того знания иврита и текста Ветхого Завета (Танаха) в оригинале, которым обладал Спиноза.
Он ждал равного противника, но при его жизни тот так и не появился. По идее, таким противником для Спинозы мог стать только раввин, обладающий не только не меньшим, но и большим знанием еврейского языка и еврейских же источников. Словом, тот, кто мог бы ловить его на неточностях в трактовке еврейских слов и целых фраз из Библии; на незнании классических комментариев или их сознательном искажении; на бесстыдной выдаче чужих мыслей за собственные; откровенных передергиваниях и логических неувязках.
Такая спокойная и — главное — обоснованная, разоблачительная критика если бы и не уничтожила впечатление европейских интеллектуалов от «Трактата», то значительно бы его снизила. Однако в том-то и дело, что раввины предпочли либо не заметить выхода в свет «Трактата» (дескать, что с него взять — с вероотступника), либо и среди них на тот момент не было того, кто мог бы поднять брошенную Спинозой перчатку.
Как показало время, сама такая индифферентность еврейских богословов была ошибкой — и большой ошибкой, за которую потом пришлось дорого заплатить.
О том, как был воспринят «Богословско-политический трактат» широкими кругами интеллигенции того времени, свидетельствует письмо, написанное в январе 1671 года утрехтским врачом Ламбертом ван Вельтгюйзеном своему коллеге из Роттердама Якобу Остенсу, знавшему Спинозу по кружку коллегиантов и переславшему ему это послание с просьбой дать на него ответ.
Письмо Вельтгюйзена носит на первый взгляд частный характер; он как бы по просьбе друга делится своими впечатлениями от прочитанного. Но вместе с тем это письмо представляет собой своего рода конспект «Трактата», останавливающего внимание на самых острых и болезненных для просвещенного, но не готового отказаться от религии и привитого ему взгляда на Библию современника Спинозы.
