О том, насколько близкими были отношения дяди и племянника, свидетельствует доверенность, которую Авраам де Спиноза выдал на имя Михаэля, чтобы тот мог распоряжаться его банковским счетом как своим.
Вскоре Михаэль стал считаться полноправным компаньоном дяди и тестя и значительно увеличил доходы от его бизнеса, идя подчас на рискованные, но и сулящие куда большие прибыли сделки.
Увы, успех в бизнесе не принес Михаэлю семейного счастья. В 1623 году сразу после рождения умер его первенец — младенцу даже не успели сделать обрезание и дать имя. Второй ребенок родился в 1624 году мертвым. А 21 февраля 1627 года совсем юная Рахиль де Спиноза скончалась, так и не оставив после себя детей.
Михаэль остался жить с дядей — теперь уже исключительно на правах племянника и компаньона, и когда в 1637 году скончался Авраам де Спиноза, дела его семейного торгового дома обстояли куда лучше, чем в день прибытия Михаэля в Амстердам.
Но сразу после похорон живший в Каире сын покойного Яков начал вести с Михаэлем судебный процесс за наследство отца, требуя себе ровно половину стоимости торгового дома де Спиноза — без учета того, что часть этой стоимости принадлежит Михаэлю по праву компаньона, а не зятя.
Началась долгая судебная тяжба, закончившаяся в 1639 году тем, что Михаэль — вдобавок к уже полученным Яковом деньгам отца — согласился выплатить еще 220 гульденов.
Это решение поначалу устроило Якова де Спинозу, но спустя 12 дней он передумал и заявил, что бывший шурин его нагло обманул, скрыв истинные размеры состояния покойного отца. Кузены направились в арбитражный суд еврейской общины, где Михаэль согласился выплатить Якову еще 440 гульденов. На этом дело было закрыто, и Михаэль де Спиноза стал единственным продолжателем бизнеса своего дяди в Амстердаме.
Впрочем, дела у него из-за сотрясавших Европу войн и экономических потрясений шли с переменным успехом. Он то зарабатывал довольно крупные суммы, то вдруг оказывался на грани банкротства, но для нас сейчас важно совсем не это.
* * *
В 1627 году, когда скончалась Рахиль, Михаэлю де Спинозе было 38 лет.
Он чувствовал себя находящимся в самом расцвете сил; ему нужна была женщина, он мечтал о наследнике и в 1628 году сочетался браком «по всем законам Моисея и Израиля» с Ханной Деборой (Дворой) — дочерью купца Энрико Гарсеса.
Матерью Ханны Деборы была Мириам (Мирьям) Нуньес — женщина поистине легендарная. Если верить еврейским хроникам, в 1593 году группа марранов пыталась бежать из Португалии, но в пути была захвачена англичанами и доставлена в Англию. Здесь некий английский аристократ обратил внимание на еврейскую красавицу, без памяти влюбился и стал умолять ее креститься и выйти за него замуж. Его страсть была так сильна, что он уговорил королеву Елизавету I вмешаться и попытаться убедить Мириам Нуньес ответить на его чувства. Но прекрасная еврейка осталась, несмотря на увещевания Ее величества, непреклонной. Освободившись в 1597 году из плена, она направилась в Нидерланды, где и вышла замуж за своего соплеменника Энрико Гарсеса.
В принципе, вот и все дошедшие до нас сведения о Ханне Деборе Гарсес и ее происхождении. Мы даже не знаем, сколько ей было лет, когда она стояла с Михаэлем де Спинозой под свадебным балдахином.
Доподлинно известно лишь то, что в 1629 году Ханна Дебора родила первую дочь, которую назвали Мириам — в честь ее матери. В 1630 или 1631 году у супругов родился сын, получивший имя Исаак — в честь деда со стороны отца.
А 24 ноября 1632 года Ханна Дебора родила еще одного мальчика.
Как и требует Тора, на восьмой день младенец был обрезан и назван в честь деда со стороны матери Барухом (буквальный перевод этого имени означает «Благословенный»).
Раввин Мортейра произнес над новорожденным все положенные в таком случае слова о приобщении мальчика к союзу Авраама, Исаака и Иакова и высказал традиционное пожелание о том, чтобы «этот малыш стал великим» — имея в виду, разумеется, великим именно в познании Торы.
Мог ли он знать, что спустя два десятка лет ему предстоит отлучить этого ребенка от еврейской общины, а его пожелание и в самом деле сбудется — хотя и совсем не в том смысле, какой он в него вкладывал?!
Именно этому младенцу и предстояло стать «философом философов» Бенедиктом Спинозой.
Тем самым, которого будут называть провозвестником атеизма и наступления секулярной эпохи в истории западной цивилизации и которому предстояло сыграть весьма неоднозначную роль в истории собственного народа.
Но до этого еще надо было дожить.
Глава вторая
ИСТОКИ
Надо заметить, что под именем «Барух» Спиноза значится разве что в документах о его рождении, в бухгалтерских книгах еврейской общины Амстердама о получении тех или иных видов пожертвований и — в последний раз — в документе о его отлучении.
Дома с раннего детства его, видимо, звали на португальский манер — Бенто, и во всех документах о финансовых операциях, а также в налоговых ведомостях он фигурирует как «португальский торговец Бенто де Эспиноза».
В доме Михаэля де Спинозы, как и в домах большинства марранов, повседневным языком был португальский. Именно португальский Спиноза считал родным и впоследствии в письмах не раз отмечал, что лучше всего владеет этим языком и именно на нем, если бы это было возможно, наилучшим образом выразил бы свои мысли.
Но общаясь между собой в повседневных делах по-португальски, амстердамские евреи отдавали дань светской литературе, и прежде всего испанской поэзии. В школе же, а затем в ешиве они изучали иврит и арамейский, ну а чтобы преуспеть в делах, им нужны были голландский, французский и английский. Таким образом, почти все евреи Амстердама поневоле были полиглотами, и в этом языковом многоголосии и прошло детство Бенто Спинозы.
К моменту рождения Спинозы в Амстердаме уже существовало четыре еврейские общины. Еще в 1618 году сбылись худшие опасения раввина Мортейры — у него возник конфликт с одним из парнасов (членом маамада, то есть правления общины) по поводу строгости соблюдения кашрута. Парнас Давид Ферар, известный в городе врач, обвинил раввина Мортейру в фанатизме и излишнем устрожении закона, и после долгих споров от общины «Бейт Яаков» откололась считающаяся более либеральной община «Бейт Исраэль» («Дом Израиля»), А в 1620 году в Амстердаме появились первые ашкеназские евреи, бежавшие из Германии и Польско-Литовского королевства и добиравшиеся до заветного вольного города, как правило, голыми и босыми, без всякого имущества.
Так как семья Михаэля де Спинозы непрерывно росла, то он арендовал у богатого голландского домовладельца Вильяма Кика просторный дом в самом сердце еврейского квартала. В этом доме Михаэль прожил до самой своей смерти, вновь и вновь продлевая договор об аренде, и в нем же прошли детские и юношеские годы, а также ранняя молодость Баруха Спинозы. Собственного дома у Михаэля никогда не было, и сам этот факт невольно свидетельствует о том, что очень богатым человеком он точно не был.
