Пока я разглядывал оружие, Брайс продолжал энергично перемалывать зубами жевательную резинку. Внезапно он повернулся, спрыгнул с крыльца и, подобрав стоявший у стены трейлера огромный тактический рюкзак, который я почему-то не заметил, одним движением забросил его за плечи. Насколько я мог судить, рюкзак весил не меньше сотни фунтов, но мой приятель словно не замечал его тяжести. Поправив плечевые лямки, Брайс застегнул поперечный ремень рюкзака, кивнул мне в знак прощания и, повернувшись к лесу, быстро зашагал прочь.
Когда я опомнился, он был уже у опушки леса.
– Брайс! – окликнул я его.
Он остановился, развернулся, легко взбежал по склону холма и снова остановился в нескольких дюймах от меня. Лицо его успело покрыться испариной, на виске пульсировала толстая жила, но выглядел Брайс все равно весьма внушительно.
– Я только хотел сказать… Мэгги в положении.
Брайс перестал жевать, посмотрел на меня, на землю, перевел взгляд на верхушки деревьев, потом словно бы заглянул в себя, пытаясь сопоставить имя с хранившимся в его памяти образом.
– Мэгги? – переспросил он.
Я кивнул. Брайс озабоченно нахмурился, но тотчас совладал с собой и протянул мне руку, которую я с удовольствием пожал. Или, точнее, он пожал мою.
Пожалуй, еще никогда я не обменивался рукопожатием с таким сильным человеком. Его пальцы были твердыми, как железо. Если бы Брайс захотел, он мог бы раздавить мне все кости. Его ладонь покрывали грубые мозоли, но на коже не было никаких следов грязи, как не было ее и на нем самом. Его одежда была безупречно чистой, да и сам он благоухал дезодорантом и лосьоном после бритья.
Слегка встряхнув мою руку, Брайс повернулся и через считаные секунды исчез среди деревьев. Двигался он так быстро и так бесшумно, что я не слышал даже шороха травы под его ногами.
Глава 17
Час спустя я свернул на нашу подъездную дорожку и, как обычно, остановился за домом. Должен признаться, что я успел оценить по достоинству и кондиционер, и круиз-контроль, и все же наш новый минивэн не шел ни в какое сравнение с моим оранжевым грузовичком. Возможно, я был излишне привязан к этой громыхающей груде железа, которая была простой, как топор, но факт оставался фактом: я скучал по своему «Форду», и во рту у меня становилось горько каждый раз, когда я о нем вспоминал. Мне не хватало даже запаха пота, пропитавшего спинку сиденья, не хватало запаха разогретого масла и бензина. Я скучал по звуку, который издавал «Форд», когда я поворачивал ключ зажигания, скучал по необходимости прогревать двигатель по утрам и многому другому. Мне нравилось угадывать, когда нужно долить или сменить масло, нравился люфт руля, нравился стук закрывающейся дверцы и скрип опускаемого стекла.
Поставив «Хонду» на ручник, я сплюнул, чтобы избавиться от горького привкуса во рту, и вдруг представил, как Мэгги сажает нашего сына или дочь в специальное детское кресло на заднем сиденье.
Дело шло к вечеру, и солнце уже опустилось за верхушки далеких деревьев. Взяв с сиденья сканер, который стал моим постоянным спутником взамен Блу, который в последнее время почти не отходил от Мэгги, я выбрался из кабины.
Первым, что я увидел, была моя жена, которая сидела на заднем крыльце с огромным кухонным ножом в одной руке и ломтем арбуза в другой. На ступеньке между ее ступней лежал сам арбуз или, вернее, то, что от него осталось (осталось чуть больше половины, хотя арбуз был огромный). Губы Мэгги были красными от сока, который капал с ее подбородка, а щеки оттопыривались, как у бурундука. Блу сидел рядом и старательно вылизывал ей ухо.
Поставив ногу на нижнюю ступеньку, я оглядел арбуз.
– Где ты его взяла?
Мэгги откусила кусок алой мякоти и широко улыбнулась. Еще кусок – и красный сок потек у нее из уголков рта. Прожевав, она сложила губы трубочкой, чуть откинулась назад, рывком подалась вперед – и выплюнула семечки, которые, пролетев у меня над головой, упали в траву.
Блу сорвался с места и, принюхиваясь, закружился по лужайке. Я вытер лицо, на которое попало несколько капель сока и мякоти, а Мэгги как ни в чем не бывало показала ножом на ферму Старика Маккатчи, которая начиналась сразу за нашим полем.
Старик Маккатчи всегда дорожил своими арбузами. Он не только выращивал их с завидным искусством, но и зорко охранял. Так было всегда, насколько мы с Эймосом могли припомнить.
Разумеется, в детстве мы не раз таскали у Маккатчи его знаменитые арбузы, но однажды он нас заметил и направил на нас свет мощного прожектора. Застигнутые на месте преступления, мы бросились бежать, но запутались в его электрической изгороди. Маккатчи выключил ток, забрал у нас украденные арбузы и, усадив у себя в кухне, вручил телефон и велел звонить родителям. А поскольку факт кражи был налицо, наше приключение закончилось скверно.
Прошло, наверное, несколько лет, прежде чем мы отважились возобновить наши набеги. Впрочем, на вылазку мы отправлялись, только когда были на сто процентов уверены, что Старик Маккатчи и его жена уехали в своем доме на колесах в десятидневный отпуск куда-то далеко на север, что они проделывали каждые два года.
Похоже, Мэгги не питала того почтения к Старику Маккатчи, какое испытывали мы с Эймосом. Вгрызаясь в очередной ломоть, она показала ножом себе за спину, где я увидел еще пять огромных арбузов, сложенных пирамидой, словно пушечные ядра. Учитывая их размеры и вес (а также размеры и вес самой Мэгги), я был уверен, что ей пришлось совершить не меньше шести вылазок на участок Маккатчи. С моей точки зрения, это было нечто феноменальное; в свое время я в буквальном смысле на своей шкуре убедился: один удачный налет – и можешь считать, что тебе крупно повезло. Совершить два похода подряд и не попасться означало дразнить судьбу. Шесть удачных налетов в один день мог совершить только человек, заключивший сделку с дьяволом.
Я усмехнулся.
– Ты купила их в магазине?
Рот у Мэгги был набит сладкой арбузной мякотью, поэтому ответить членораздельно она не могла. Сделав судорожное движение челюстями, отчего по ее подбородку снова потек сок, она выдавила что-то вроде «Умгу».
– Ну и ну!.. – Я сел на крыльцо рядом с ней. – Должно быть, тебе нелегко пришлось – ведь магазин далеко, а фургон был у меня.
Вместо ответа Мэгги снова откинулась назад, выпятила губы и выплюнула семечки еще дальше, чем в первый раз. Приглядевшись, я разглядел среди травы несколько сотен блестящих черных точек.
Больше я ничего говорить не стал. Поднявшись, я взял из пирамиды верхний арбуз и, вернувшись на место, поставил между ногами. Достав из кармана Папин складной нож с желтой рукояткой, я взрезал блестящую зеленую кожуру, вырезал сердцевину и, нагнувшись, вдохнул сладкий, свежий аромат Южной Каролины. На свете найдется мало вещей, которые столь же приятны, а сознание того, что Мэгги ограбила Старика Маккатчи, сделало вкус арбуза просто восхитительным.
К сумеркам – к тому времени, когда первые каролинские утки с криком пронеслись над нашими головами, возвращаясь к своим гнездам где-то на южном берегу реки, – вся лужайка перед домом была усеяна арбузными корками и семечками, обильно полита соком и повита нашим беззаботным смехом. А когда совсем стемнело, ночь озарилась огнями сотен светлячков. Они беззвучно танцевали над стеблями кукурузы, заставляя наши глаза вспыхивать от восхищения и восторга. Легкий ночной бриз унес с собой дневной зной и висящую в воздухе пыль.
