– Брат, – произнесла я, и в голову пришла ужасная мысль. – Он тоже может быть болен?
– Маловероятно. Но он может оказаться аллогенным донором. Если нет, мы включим Кейт в национальный реестр для подбора совместимого неродственного донора. Тем не менее пересаживать трансплантат от чужого донора опаснее, чем от родственника, – риск смерти в этом случае намного выше.
Информации не было конца. Стрелы вылетали так быстро, что я уже не чувствовала уколов. Нам говорили:
– Не думайте ни о чем. Отдайте своего ребенка нам, иначе он умрет.
На каждый полученный ответ у нас возникал новый вопрос.
Отрастут ли ее волосы?
Пойдет ли она когда-нибудь в школу?
Можно ли ей играть с друзьями?
Возможно, мы живем в плохом месте и это стало причиной болезни?
Может, это случилось из-за нас?
– Если она умрет, – услышала я свой голос, – как это будет? Доктор Шанс посмотрел на меня:
– Это зависит от того, что станет причиной смерти, – объяснил он. – Если инфекционное заболевание, у нее возникнет дыхательная недостаточность и ее подключат к аппарату искусственной вентиляции легких. Если это будет кровотечение, она истечет кровью, после того как потеряет сознание. Если же откажет один из внутренних органов, то симптомы будут зависеть от того, какой именно орган. Чаще всего это комбинация первого, второго и третьего.
– Как мы узнаем, что происходит? – спросила я, хотя на самом деле хотела знать, как я это переживу.
– Миссис Фитцджеральд, – сказал доктор, будто услышав мою мысль, – из двадцати детей, которые находятся сегодня здесь, десять умрут в течение нескольких лет. Я не знаю, в какой группе будет Кейт.
Чтобы спасти Кейт жизнь, часть ее должна была умереть. Цель химиотерапии – вымыть все лейкозные клетки. Для этого Кейт под ключицу поставили центральный, трехходовый катетер, к которому подключались трубка для ввода предписанных лекарств, капельница и трубка для взятия крови на анализ. Глядя на все это, я вспоминала научно-фантастические фильмы.
Ей уже сделали электрокардиограмму, чтобы проверить, выдержит ли сердце химиотерапию. Назначили глазные капли с дексаметазоном, потому что один из компонентов лекарства вызывает конъюнктивит. Через центральный катетер взяли кровь для проверки работы печени и почек.
Медсестра повесила пакет для внутривенного вливания на штатив и погладила Кейт по голове.
– Ей будет больно? – поинтересовалась я.
– Нет. Кейт, смотри сюда. – Она показала на пакет с даунорубицином, покрытый темной светозащитной пленкой. Пакет был обклеен яркими наклейками, которые они с Кейт вырезали во время длительного ожидания. Я видела подростка, у которого на таком пакете была наклеена надпись: «Иисус хранит нас, химиотерапия действует».
В ее венах текли лекарства: 50 мг даунорубицина в 25 %-ном растворе декстрозы, 46 мг цитарабина в растворе декстрозы, внутривенно беспрерывно в течение суток; 92 мг аллопуринола внутривенно. Или проще говоря – яд. Я представляла, какая борьба идет внутри нее, рисовала в своем воображении сверкающее оружие и убитых солдат, покидающих поле боя через поры ее кожи.
Нам сказали, что, скорее всего, в течение нескольких дней Кейт будет тошнить, но рвота началась уже через два часа. Брайан нажал кнопку вызова, и в палату вошла медсестра.
– Мы дадим ей реглан,
[9]
– сообщила она и исчезла.
Когда Кейт не рвало, она плакала. Я сидела на краю кровати, и она фактически лежала у меня на коленях. Медсестры не успевали ухаживать за больными. Сбиваясь с ног, они ставили капельницу с противорвотным, несколько минут наблюдали за реакцией Кейт, но их тут же звали куда-то еще, и все сваливалось на нас. Брайан, раньше выходивший из комнаты, если кого-то из детей тошнило, теперь вытирал ей лоб, держал за худенькие плечики, промокал салфеткой рот.
– Ты выдержишь, – бормотал он каждый раз, когда она сплевывала, скорее всего разговаривая с самим собой.
Моя выдержка тоже удивляла. С упрямой решимостью я бегала туда-сюда, вынося тазики с рвотной массой. Если сосредоточиться на сооружении ограждений из мешков с песком, можно не обращать внимания на приближающееся цунами.
Иначе можно просто сойти с ума.
Брайан привез Джесси в больницу для обычного анализа крови из пальца. Кроме Брайана, его держали два врача, а он кричал на всю больницу. Я стояла в стороне, скрестив на груди руки, и мои мысли возвращались к Кейт, которая два дня назад перестала кричать во время процедур.
Врачи посмотрят на образец крови Джесси и смогут проанализировать невидимые шесть белков. Если эти шесть белков такие же, как у Кейт, это будет означать, что они с Джесси HLA-совместимы и он может быть донором костного мозга для своей сестры. «Сколько шансов, что выпадет шесть из шести?» – думала я.
Столько же, сколько и заболеть лейкемией.
Лаборант ушла с образцом крови, и Джесси отпустили. Он бросился ко мне.
– Мама, меня укололи. – Он протянул мне свой заклеенный пластырем палец и прижался горячим, заплаканным лицом к моей щеке.
Я крепко обняла его. Я шептала ему что-то успокаивающее. Но мне было очень, очень трудно жалеть его.
– К сожалению, ваш сын не сможет быть донором, – сказал доктор Шанс.
Мой взгляд остановился на высохшем растении, которое все еще стояло на подоконнике. Кто-то должен его выбросить. Кто-то должен поставить вместо него орхидеи или еще что-то цветущее.
– Возможно, найдется совместимый неродственный донор в национальном реестре.
Брайан напряженно наклонился вперед.
– Но вы говорили, что пересадка костного мозга от неродственного донора опасна.
– Да, говорил, – согласился доктор Шанс. – Но иногда это все, что можно сделать.
Я посмотрела на него.
– А если мы не найдем совместимого донора?
– Тогда, – онколог потер лоб, – тогда мы будем пытаться поддерживать ее, пока наука не придумает что-то.
Он говорил о моей маленькой девочке как о какой-то машине с плохим карбюратором или о самолете, у которого не выпускается шасси. Чтобы не смотреть на все это, я отвернулась и увидела, как скрученные листья растения опадают на ковер. Не сказав ни слова, я встала, схватила горшок, вышла из кабинета доктора, прошла мимо регистратуры, мимо пришибленных горем родителей с их больными детьми и вывернула все содержимое горшка в первую же попавшуюся урну, рассыпав землю. Я смотрела на керамический горшок в руках, горя желанием разбить его о кафельный пол, когда услышала за спиной голос доктора Шанса.
– Сара, с вами все в порядке?
Я обернулась, на глазах выступили слезы.
