Я изумленно посмотрела на нее.
– Ничего себе!
Она пожала плечами.
– Думаю, мне просто надо было выговориться.
– Ты ненавидишь всех мужчин? Или только Кемпбелла?
Иззи сделала вид, что задумалась.
– Только Кемпбелла, – в конце концов ответила она.
Больше всего мне хотелось сейчас остаться в гостиной одной и швырнуть что-то. Например, пульт от телевизора, или стеклянную вазу, или еще лучше – свою сестру. Но я не могла выгнать Иззи из дома, в который она переехала всего несколько часов назад. Я встала и взяла со стойки ключи.
– Я ухожу. Ложись, не жди меня.
Я не часто хожу куда-то по вечерам, поэтому никогда не была в баре «Кот Шекспира», хотя это всего в четырех кварталах от моего дома. В баре было темно, полно народа и пахло смесью пачули и гвоздики. Я протолкнулась внутрь, взгромоздилась на стул у барной стойки и улыбнулась сидящему рядом мужчине.
Мне хотелось заняться сексом на заднем ряду в кинотеатре с кем-нибудь, кто не знает даже моего имени. Мне хотелось, чтобы парни подрались за честь угостить меня.
Я хотела показать Кемпбеллу, что он теряет.
У сидящего рядом мужчины были голубые глаза, собранные в хвост черные волосы и улыбка Керри Гранта. Он вежливо кивнул мне, потом отвернулся и начал целоваться с каким-то блондином. Я оглянулась и увидела то, чего сначала не заметила: в баре было полно мужчин, но танцевали, флиртовали и заигрывали они друг с другом.
– Что вы будете? – У бармена были ярко-розовые волосы, прическа, как у дикобраза, а в носу кольцо, как у быка.
– Это гей-бар?
– Нет, это клуб офицеров Вест-Пойнта. Ты хочешь выпить или нет? – Он показал на бутылку текилы за своей спиной и взял низкий стакан.
Я порылась в сумочке и достала пятидесятидолларовую купюру.
– Давай всю, – посмотрев на бутылку, я нахмурилась. – Держу пари, Шекспир никогда не имел кота.
– Кто нагадил тебе в душу? – спросил бармен.
Прищурившись, я посмотрела на него.
– Ты не гей.
– Конечно гей.
– Если бы ты был геем, то скорее всего понравился бы мне. Как это было с… – Я посмотрела на увлеченную пару рядом, потом на бармена и пожала плечами. Он покраснел, потом отдал мне деньги, и я запихнула их обратно в кошелек.
– Кто сказал, что нельзя купить себе друга? – пробормотала я.
Через три часа я осталась в баре одна, не считая Семерки. Бармен называл себя так с прошлого августа, когда решил избавиться от всего, к чему обязывало имя Нейл. «Семерка» не несет абсолютно никакого скрытого смысла, сказал он мне, и именно это ему нравилось.
– Может, надо было выбрать «Шестерку», – заметила я, когда бутылка текилы опустела. – Тогда можно было менять на «Девятку».
Семерка как раз закончил складывать стаканы.
– Все. Тебе хватит.
– Он называл меня Бриллиантом, – вспомнила я, и этого было достаточно, чтобы расплакаться.
Бриллиант – это просто камень, подвергшийся влиянию высокой температуры и огромного давления. Исключительные вещи всегда прячутся там, куда никто и не думает взглянуть.
Но Кемпбелл взглянул. А потом бросил, напомнив мне, что увиденное не стоило его времени и усилий.
– У меня тоже когда-то были розовые волосы, – сказала я Семерке.
– А у меня когда-то была нормальная работа, – ответил он.
– И что случилось?
Он пожал плечами.
– Я выкрасил волосы в розовый цвет. А с тобой что случилось?
– А я отрастила свой цвет.
Семерка вытер стойку, на которую я нечаянно разлила текилу.
– Никто не ценит того, что есть, – произнес он.
Анна сидела за кухонным столом одна с большой миской хлопьев. Она широко открыла глаза, увидев своего отца со мной, но больше никак не отреагировала.
– Ночью был пожар, да? – спросила она, шумно вздохнув.
Брайан пересек кухню и обнял ее.
– Да, сильный.
– Поджигатель?
– Вряд ли. Он поджигает пустые здания, а там был ребенок.
– Которого ты спас, – угадала Анна.
– Точно. – Он посмотрел на меня. – Я хотел отвезти Джулию в больницу. Поедешь с нами?
Она посмотрела в миску.
– Не знаю.
– Эй! – Брайан поднял ее подбородок. – Никто не собирается запрещать тебе видеться с Кейт.
– Но никто особенно и не обрадуется, увидев меня там, – сказала она.
Позвонил телефон, и Брайан снял трубку, послушал кого-то, а потом улыбнулся.
– Отлично. Отлично. Конечно, я приеду. – Он передал трубку Анне. – Мама хочет с тобой поговорить.
Затем извинился и пошел переодеваться.
Поколебавшись, Анна взяла трубку. Она ссутулилась, пытаясь создать кусочек личного пространства.
– Алло? – И тут же обрадованно спросила: – В самом деле? Правда?
Спустя некоторое время она повесила трубку. Села, взяла еще ложку хлопьев и оттолкнула тарелку.
– Это мама звонила? – поинтересовалась я, садясь напротив.
– Да. Кейт пришла в себя, – ответила Анна.
– Это хорошая новость.
– Наверное.
Я оперлась локтями на стол.
– А почему это может быть плохой новостью?
Но Анна не ответила.
– Она спросила, где я была.
– Мама?
– Кейт.
– Ты разговаривала с ней о своем судебном иске, Анна?
Не обращая на меня внимания, она взяла коробку с хлопьями и начала обрывать пластиковую обертку.
– Несвежие, – сказала она. – Всегда остается воздух или плохо запечатывают коробку.
– Кто-нибудь сказал Кейт о том, что происходит?
Анна прижала коробку, пытаясь закрыть ее, как показано на картинке, но у нее не получалось.
– Мне ведь эти хлопья даже не нравятся.
Когда она сделала вторую попытку, коробка выпала из рук, и все содержимое рассыпалось по полу.
– Черт! – она залезла под стол, пытаясь собрать хлопья руками.
Я тоже опустилась на пол рядом с Анной и наблюдала, как она ссыпает хлопья в коробку. На меня она не смотрела.
– Мы купим для Кейт еще, когда она вернется домой, – осторожно заметила я.
Анна остановилась и взглянула на меня. Без обычной замкнутости она выглядела совсем девчонкой.
