Это выводит мою сестру из себя. Она отличный специалист по финансам и занимает высокую должность в банке Бостона. Сестра говорит, что я слабое звено в эволюционной цепи интеллекта. Но, по-моему, гораздо важнее понять, что для тебя главное, а из меня мать получилась намного лучше, чем адвокат. Я иногда задумываюсь, одна ли я такая или есть в мире еще женщины, которые нашли свое место в жизни, только перестав к чему-то стремиться.
Я отвлеклась от вытирания Джесси и увидела, что Брайан смотрит на меня.
– Ты скучаешь по этому, – тихо проговорил он.
Укутав нашего сына в полотенце, я поцеловала его в макушку.
– Так же, как скучают по больному зубу.
Когда я проснулась на следующее утро, Брайан уже ушел на работу. Он работает по сменам: два дня, две ночи, а потом четверо суток дома. Взглянув на часы, я поняла, что проспала до девяти. Странно, что дети не разбудили меня. В халате я спустилась вниз и нашла Джесси, который складывал кубики на полу.
– Я позавтракал, – сообщил он. – И тебе тоже немного оставил.
Это значило, что вся кухня усыпана хлопьями, расшатанный стул стоит под навесным шкафчиком, а от холодильника к столу тянется дорожка пролитого молока.
– Где Кейт?
– Спит, – ответил Джесси. – Я ее будил, но она не встает.
Мои дети всегда встают рано, и то, что Кейт до сих пор спала, напомнило мне о ее вчерашнем насморке. Может, поэтому она была такой уставшей вечером? Я поднялась наверх, зовя ее по имени. Кейт была в своей комнате. Повернувшись ко мне, она постаралась сфокусировать на мне взгляд.
– Вставай, солнышко уже высоко! – Я отдернула занавески на окнах, и солнечный свет упал на ее одеяло. Усадив ее, я потерла ей спинку. – Давай оденем тебя, – сказала я и сняла пижаму.
Вдоль позвоночника, словно бусины, синели кровоподтеки.
– Анемия, да? – спросила я у педиатра. – У детей ее возраста не бывает мононуклеоза, не так ли?
Доктор Вейн убрал стетоскоп и опустил розовую рубашечку Кейт.
– Это может быть вирусное заболевание, нужно взять кровь и сделать несколько анализов.
Джесси, который все это время терпеливо играл с безголовой куклой, оживился.
– Знаешь, как берут кровь?
– Руками?
– Иголками. Большими длинными иголками, которыми прокалывают кожу, как…
– Джесси, – предупредила я.
– Прокалывают кожу. – Кейт сжалась в комок. – Ой!
И моя дочь, которая уверенно переходит со мной улицу, которой я разрезаю мясо на маленькие кусочки и защищаю от ужасных больших собак, темноты и петард, вопросительно посмотрела на меня.
– Только чуть-чуть, – пообещала я.
Когда вошла медсестра с подносом, на котором лежали шприц, пробирки и резиновый жгут, Кейт начала кричать. Я сделала глубокий вдох:
– Кейт, посмотри на меня.
Плач перешел в икоту.
– Только маленький укольчик.
– Неправда, – прошептал Джесси.
Кейт немного расслабилась. Медсестра положила ее на кушетку и попросила меня подержать за плечи. Я наблюдала, как игла проколола тонкую кожу на маленькой руке, услышала крик, но крови не было.
– Извини, солнышко, – сказала медсестра, – еще разок.
Она вытащила иглу и опять уколола Кейт, которая закричала еще громче.
Пока наполнялись первые две пробирки, Кейт отчаянно сопротивлялась. Когда же дело дошло до третьей, она сдалась и обмякла. Я не знала, что хуже.
Мы ждали результатов анализов крови. Джесси лежал на животе на полу в комнате ожидания, собирая все микробы, оставленные прошедшими через эту комнату детьми. Все, чего я хотела, – чтобы вышел педиатр и велел мне забирать Кейт домой, порекомендовав поить ее апельсиновым соком и выписав цеклор.
[2]
Прошел час, прежде чем доктор Вейн вернулся.
– Результаты анализов не очень хорошие, – сообщил он. – Особенно это касается количества лейкоцитов, оно намного ниже нормы.
– Что это значит? – Я уже мысленно ругала себя, за то что закончила юридический, а не медицинский факультет. Я пыталась вспомнить, для чего нужны лейкоциты.
– Возможно, у нее аутоиммунный дефицит. Хотя не исключено, что в лаборатории ошиблись.
Он погладил Кейт по голове.
– Чтобы перестраховаться, мы направим вас в гематологическое отделение для повторного анализа.
Я подумала, что это какая-то глупая шутка, но моя рука уже взяла лист бумаги, который дал мне доктор Вейн. Это был не рецепт, как я надеялась, а имя. Илиана Фарквад, Провиденская больница, гематология/онкология.
– Онкология. – Я затрясла головой. – Но это же рак.
Я думала, доктор заверит, что это только одна из специализаций врача. Или объяснит, что лаборатория крови и онкологическое отделение находятся в одном здании. Но он ничего не сказал.
Диспетчер на пожарной станции ответил мне, что Брайан выехал на срочный вызов двадцать минут назад. Я посмотрела на свернувшуюся калачиком в больничном кресле Кейт. Срочный вызов.
Полагаю, в нашей жизни бывают моменты, когда мы принимаем жизненно важные решения, не зная об этом. Например, просматриваем газету, ожидая, когда на светофоре загорится зеленый, и пропускаем пролетевший на красный свет автомобиль. Или, подчиняясь внезапной прихоти, заходим в кафе, где встречаем мужчину, который задержался возле кассы в поисках мелочи, а потом однажды выходим за него замуж. Или как в этот раз: я хотела, чтобы муж нас встретил, будучи уверенной, что ничего серьезного не происходит.
– Передайте ему по рации, – попросила я. – Скажите ему, что мы в больнице.
Когда Брайан оказался рядом, мне стало спокойнее. Как будто теперь мы были двумя часовыми, держащими двойную линию обороны. Мы пробыли в провиденской больнице три часа, и с каждой минутой было все труднее убеждать себя, что доктор Вейн ошибся. Джесси уснул в пластиковом кресле. У Кейт еще раз взяли кровь на анализ и сделали рентген грудной клетки, потому что я вспомнила о ее простуде.
– В пять месяцев, – ответил Брайан сидящему напротив врачу с блокнотом. Потом посмотрел в мою сторону. – Она же начала переворачиваться в пять месяцев?
– Думаю, да.
К этому времени врач знал уже практически все: от одежды, которая была на нас в момент зачатия Кейт, до сведений о том, в каком возрасте она научилась держать ложку.
– Первое слово? – спросил он.
Брайан улыбнулся:
– Папа.
– Я имею в виду, когда она его произнесла.
– А, – нахмурился муж. – Кажется, ей было около годика.
