Только когда она вышла из гостиной и двинулась по коридору, чувствуя под ногами холодные плитки, экономка заговорила, но так тихо, что Хэл пришлось обернуться.
– Вы что-то сказали? – спросила она, но миссис Уоррен зашла в гостиную и отсекла конец вопроса Хэл, с грохотом захлопнув тяжелую дверь.
Но та была уверена – почти уверена, – что разобрала слова, которые экономка произнесла очень тихо, тише ветра, гудевшего в камине:
Убирайтесь, если не хотите беды на свою голову. Пока еще есть время.
Глава 38
Вечером Хэл рано легла спать. Сказалось то ли напряжение дня, то ли долгая прогулка в Сент-Пиран, но она почти сразу уснула.
А когда проснулась, почувствовала, что все тело затекло, как будто проспала она очень долго. На самом деле еще не рассвело. Хэл встала и, дрожа от ночного холода, подошла к окну. От дыхания запотело стекло. Луна стояла высоко. Небо прояснилось, и в лунном свете можно было увидеть даже мерцающий иней на газоне.
Во рту у нее пересохло, и она протянула руку за стаканом, который стоял на столике у кровати, но обнаружила, что он пуст. От усталости она, должно быть, забыла вечером налить воды. Перспектива прогулки по холодной темной лестнице к ванной, что располагалась внизу, не увлекала, и Хэл, решив не обращать внимания на жажду, забралась обратно в постель и закрыла глаза. Жажда, однако, продолжала мучить, сон ушел, и в конце концов она сдалась, перебросила ноги с кровати на пол и взяла стакан. Завернувшись в толстовку, Хэл осторожно вышла в коридор.
Было черным-черно, линолеум морозил голые ступни. Она на пробу щелкнула выключателем на стене, вспомнив, что никому не сказала о вывернутой лампочке. Попытка, как и предполагала Хэл, оказалась безуспешной, и она, вздохнув, вернулась в комнату за телефоном. Тонкий луч телефонного фонарика не сделал коридор светлее, но по крайней мере стал виден черный зев лестницы.
Она успела спуститься всего на одну ступеньку, и сразу же ее нога на что-то напоролась.
Хэл рефлекторно попыталась ухватиться за перила, но на этой лестнице их не было. Пальцы царапнули по голой стене, и вот уже телефон вылетел из руки, а она, потеряв равновесие, поняла, что падает и уцепиться не за что.
Приземлилась Хэл на лестничной площадке, ударившись об пол, так что затрещала голова, и прокатилась до самой стены. Она лежала, охала, корчилась от боли, ждала, что сейчас послышатся шаги бегущих людей, последуют вопросы, ее окружат заботой. Но ничего такого не случилось.
– Я… я в порядке! – нетвердо крикнула она, но в ответ донесся только шум ветра, а откуда-то снизу глухой храп.
Хэл осторожно села и принялась искать очки, потом до нее дошло, что, выходя из комнаты, она их не надела. Они возле кровати, и слава богу. Лучше сломать руку, чем разбить очки, изготовленные прекрасно знающим ее глаза окулистом. Луч фонарика еще бил в потолок. Телефон угодил на нижнюю ступеньку дисплеем вниз, и когда Хэл подняла его, оказалось, что стекло разбито, правда, сам телефон, похоже, не пострадал.
Стакан при падении выбило из руки, пол усеяли осколки. Рука кровила, но на голове крови не было. Хэл попробовала согнуть руки и поняла, что перелома, судя по всему, тоже нет. Она, шатаясь, поднялась на ноги, отчего у нее сильно закружилась голова, но удержалась, оперлась о стену, и приступ прошел.
Казалось почти невероятной удачей, что она не сломала руку, а то и шею. Стена была всего в футе от подножия лестницы. Если бы она ударилась головой там, то была бы уже мертва.
Ее обдало волной тошнотворной дрожи. Запоздалый шок, оцепенело подумала она и заползла на нижнюю ступеньку. В голове стучало, руки и ноги сотрясала неукротимая дрожь. Пить ей расхотелось, да и в любом случае о том, чтобы босиком пройтись по осколкам разбитого стакана, и речи быть не могло. Ей хотелось лишь оказаться в теплой, надежной постели и унять дрожь.
Медленно Хэл опустилась на четвереньки и, не рискуя идти, поползла наверх с телефоном в руке.
Почти в любом другом положении она могла просто ничего не заметить, а так свет упал прямо на него. Он был вбит на второй ступеньке сверху – ржавый гвоздь, вогнанный в подступенок на высоте щиколотки. С него свисала оборванная веревка.
У Хэл перехватило дыхание, и она замерла. Затем взяла себя в руки и с нехорошим чувством перевела луч на другую сторону лестницы. Там был близнец гвоздя, так же вбитый в подступенок, только этот сильно погнулся, когда она задела ногой за веревку и полетела вниз.
Она не просто потеряла равновесие. Это не случайность. Когда она поднималась к себе, веревки не было, Хэл была уверена. Она бы непременно о нее споткнулась. Значит, кто-то побывал наверху, пока она спала, и расставил эту ловушку.
Нет, стоп… ерунда. Гвозди никто забить не мог. Она бы услышала. А значит… значит, все было подстроено заранее. Гвозди были здесь уже давно, оставалось только вывернуть лампочку и натянуть веревку. Кто-то все продумал. К ее возвращению из Брайтона готовились и приняли меры.
Сердцебиение несколько улеглось, она успокоилась. А ведь вполне могла бы запаниковать. Но ее словно что-то держало изнутри и давило… давило…
Хэл почти ползком добралась до своей комнаты, закрыла за собой дверь и привалилась спиной к деревянной панели. Обхватив голову руками, она опять вспомнила наружные засовы и задумалась о тайном злопыхательстве человека, который всего пару часов назад поднимался сюда и расставил ловушку, чтобы ее убить. Закрыв глаза, Хэл прижалась головой к коленям и сразу увидела картинку.
Десятка Мечей. Женщина с повязкой на глазах, со связанными за спиной руками, окруженная частоколом клинков. А на земле у нее под ногами краснеет кровь, как будто она уже изранена мечами, от которых не избавиться.
Хэл услышала голос мамы: Карты не скажут тебе ничего такого, что уже не было бы тебе известно. У них нет никакой власти, запомни. Они не могут открыть тайны или продиктовать будущее. Они в состоянии лишь показать тебе то, что ты знаешь и так.
Да, теперь она знает. Острые дуги капкана, способные нешуточно покалечить ее, смыкались. Теперь она знает: для кого-то она представляет такую опасность, что этот человек готов ее убить. Но почему? Ведь это нелогично.
Несколько часов назад она бы решила, что кто-то из братьев пытается получить долю наследства, которое они считали своим. Потому что Хэл согласно воле завещательницы является – являлась – наследницей. И если бы она умерла, ее доля согласно принципу наследования при отсутствии завещания перешла бы другим лицам, то есть, поскольку она не замужем, детям миссис Вестуэй.
Но она же призналась, сказала правду. Ни для Хардинга, ни для Эзры, ни для Абеля она больше не помеха. Деньги вернутся к ним независимо от того, останется Хэл в живых или погибнет.
Тогда почему же? Почему сейчас?
Убирайтесь, если не хотите беды на свою голову.
