Но не время для задушевных бесед. Пока я вожусь с Ландаром, ведьма начинает творить магию. Знаки, которые она вывела на траве, загораются синим, чёрным, красным; поднимаются, кружатся, заверчиваются в спираль и, наконец, падают к её ногам толстенными пиявками. Она наклоняется к ним, нежно воркует, я же наоборот морщусь, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Однако она любовно собирает их в ладони и подходит к Ландару.
— Сейчас пиявочек поставим, они-то всю черноту высосут. До капельки. Не чернинки не оставят!
Успеваю вскочить и стать между ней и мужем.
— Не позволю! Ты не посадишь эту гадость на моего Ландара!
Но он вмешивается вновь, говорит строго, резко:
— Не надо, Илона. Пусть. Кровь мракиса… так лучше…
Ну ладно, если ты у нас сегодня мазохист, пожалуйста, я не возражаю.
Пиявок ведьма мне, к счастью, не доверяет, ставит сама. Я стараюсь не смотреть. Ландар стискивает зубы, шипит и сжимает мою руку так, что мне кажется — вот-вот превратит ее в месиво.
Пиявки набухают до колоссальных размеров. Чудится, будто они вытянули из моего благоверного всю кровь.
Но ведьме смерть Ландара не нужна — они всё-таки родня. Поэтому она бережно снимает пиявок и спускает их в фиолетово-чёрную воронку всё из тех же символов.
А потом бесцеремонно пинает Ландара в бок:
— Эй, вставай, разлегся! Дела есть!
Ландар криво ухмыляется, хотя сам ещё бледный, со слипшимися от пота волосами и залёгшими кругами у глаз.
— Руку дай, самому не встать.
Ведьма протягивает ему свою когтистую ладонь, Ландар цепляется и поднимаемся так пружинисто и легко, будто это не он недавно валялся тут располосованный и еле тянул голос.
Не успеваю я и глазом моргнуть, как ведьма оказывается впечатанной в дерево, хрипит и извивается, а Ландар крепко держит её за горло.
— Говори, тварь, — грозно басит он, нависая над ведьмой, — как ты посмела заманить мою жену на поляну с кровавыми ягодами? Как посмела наслать мракиса?
Ведьма пытается ослабить захват, сучит ногами и даже пробует укусить.
Ландар основательно встряхивает её:
— Отвечай, мерзавка!
— Должок! Ты забыл о долге! Вот я и решила напомнить.
— Твой должок — чушь, — рычит Ландар, — и предрассудки.
— Кому предрассудки, — юлит ведьма, — а у кого личная жизнь зависит, так сказать.
Мне надоедает это препирательство, я чувствую, как жутко устала, а нам ещё добираться чёрти куда. Поэтому встреваю в эту почти семейную ссору.
— Ландар, да отдай ты ей, что она просит, и пойдём уже.
Ведьма хватается за его руки, щербато и противно лыбится:
— Вот видишь, какая жена у тебя умница. Отдай!
— Не выйдет, — Ландар поднимает вторую ладонь и нацеливает ей прямо на лицо, ведьма начинает извиваться и верещать. — Мне проще забрать у тебя!
У меня закладывает уши от её вопля. Я вижу, как чёрные вихри с красными всполохами окружают её, тянутся к ладони моего мужа и исчезают в ней, как в чёрной дыре.
Ландар — антимаг, и я понимаю, что он делает: вытягивает из неё магию.
Ведьма дёргается, как висельник, вопит и пытается вырваться из железной хватки моего мужа.
Мне становится жаль её. Всё-таки она помогла. А не будь у неё магии — не было бы мази и пиявок.
— Ландар, оставь! — кричу я. — Немедленно прекрати. Ты же убьёшь её!
— Да, — огрызается он в ответ, — но иначе она убьёт тебя. Ей нужна твоя красота.
Ведьма, крадущая молодость и красоту, знакомый сюжет, хоть и не самый приятный. Но это вовсе не значит, что её нужно убить.
Поэтому я настаиваю на своём:
— Оставь!
Ландар отпускает ведьму. Она кулем падает к его ногам, хрипит, отплёвывается тиной и жабами, костерит родственничка на чём свет стоит.
— Ты обещал! — сипло напоминает ведьма. — Думаешь, если побыл исчезнувшим, всё тебе простилось? Я, между прочим, одна из немногих помнила. Мог бы отблагодарить…
— Ты дышишь, — многозначительно замечает Ландар, — так что, считай, отблагодарил. Ты бы могла выбрать кого-то другого, но не мою жену.
Ведьма хохочет, а кажется, будто каркают вороны.
— Ты сам пообещал мне свою невесту, — напоминает она.
И он бьёт себя по лбу:
— Мракис меня раздери! Я думал, то будет Элиолл или Марика. Не помню уже, на ком из них собирался тогда жениться.
Ведьма садится, растирает руки, мнёт ноги, чуть ухмыляется, должно быть, ощущая, как они вновь наполняются магией. Вокруг неё снова начинает хлюпать и булькать болото.
— Мне без разницы, как её зовут, — говорит ведьма. — Пообещал, будь добр исполнить. Ты же король! Твоё слово закон!
— Именно, — ухмыляется Ландар. — Я хозяин своему слову: захотел — дал, захотел — забрал, захотел — казнил, захотел — помиловал.
— Ну что ж, будь по-твоему, хозяин. Всё равно скоро поймёшь, какую беду навлёк на себя и королевство, когда притащил залётную. Она же — твоё проклятие. А проклятие, дорогой мой, как гниль, разрушает всё, к чему касается. Она погубит и тебя, и всё, что тебе дорого.
Ландар хмыкает:
— Уж мы без тебя как-нибудь разберёмся, — подходит ко мне, обнимает, трёт плечи: — Озябла?
Только теперь понимаю — да, и очень сильно. От Ландара веет жаром, как от адских головешек, так что жмусь к нему сильнее в попытке согреться.
— Эй, Болотная Колдунья, — окликает Ландар, — ну-ка, отправь нас во дворец. Ты нас сюда затащила, ты и назад верни.
Она недовольно бормочет — слов не разобрать, да я и не хочу, мне хорошо в объятиях мужа, — и фыркает рассерженной кошкой.
Снова что-то чертит на траве, проговаривает формулы. Вновь знаки на земле загораются, заверчиваются в воронку. Болотная Колдунья бросает туда горсть ягод и одну зазевавшуюся сороку. И вот над поляной является чёрно-фиолетовый треугольник портала.
— Идите, ваши величества, — ехидничает и картинно раскланивается ведьма, — скатертью дорожка. И пусть Бог-Гончар будет милосерден к вам, дабы сосуд вашего брака был крепок и не разбился.
— Заткнись, — огрызается Ландар, подхватывает меня на руки и шагает в портал.
Нас выбрасывает под скалой, на которой высится замок.
Ландар чертыхается, костерит ведьму, бережно опускает меня наземь.
— Эта старая корга, конечно же, не могла отправить нас прямо в замок. Нужно было поиздеваться! Видела же, что ты замёрзла.
Я пожимаю плечами.
— Ей плевать, она обижена.
