Дрянная королева.
Не помню имени придворного, не знаю его обязанностей, поэтому говорю просто, без чинов и имён:
— Веди!
И иду за ним всё по тому же лабиринту коридоров — брошенной, ненужной, соломенной вдовой…
Мне как-то всё равно теперь. У меня вынули душу, мне показали: тебе здесь не место…
Ну что ж, я понятливая…
К пирамиде надо прийти сознательно…
Ну вот я и иду.
Неподалёку от объекта слуга раскланивается. И, сообщив, что дальше ему нельзя, оставляет меня.
Возле пирамиды уже топчется Кирилл. Он обнимает за плечи худенькую, маленькую и очень хорошенькую девчонку, которая рядом с ним кажется вообще крохой. На вид ей не больше шестнадцати. Но я искренне надеюсь, что по факту она старше.
— Это моя Дор. Можно Дорри или Дора, в общем, Долорес, — представляет девушку Кир.
Я киваю на автомате. Хотя мечтала её увидеть с того момента, как мой почти-брат рассказал о ней.
На самом деле она похожа на Белоснежку. Тёмные волосы и тёмные глаза, бледная, будто фарфоровая кожа, алые губы. Ну конечно, она в отличие от меня настоящая сказочная принцесса, ей положено быть идеальной.
Девушка недовольно кривится и протягивает мне тонкую, чуть ли не прозрачную ладошку.
— На самом деле я Депра, — уныло произносит она, — а Долорес придумала фея.
— Та самая фея? — спрашиваю.
Долорес-Депра кивает:
— Ага, похоже, та самая.
Я рада, что мы понимаем друг друга. По-хорошему, будучи нормальной подругой и переживай за Кира, я должна была бы сейчас оттащить её в сторону и поговорить с ней, как женщина с женщиной. Мол, любишь ли ты Кирилла, готова ли за ним хоть на край света…
Я вот готова, только тому, за кем готова, не нужна…
Из-за этого мне трудно дышать.
И всё равно.
В конце концов, Кир мне с Ландаром совсем не помог. Почему я должна заботиться о нём? Уже большой мальчик, справится.
— Не будем тянуть, — решительно заявляю я. — Давайте горошину и идём домой.
Кир и Депра переглядываются, видимо, эта малявка не доверяет мне, что не может не раздражать.
— Давайте уже, — тороплю. — Никуда я не денусь, вы же первыми уйдёте.
Депра, густо краснея, вытаскивает из лифа горошину. Со вздохом передаёт мне.
— Так лучше, — соглашается. — Она мне столько неудобств доставляла. Наверное, теперь всё тело в синяках.
Как Кир собирается с ней жить в России двадцать первого века? Там же, как говорилось в одном фильме: «…патроны заканчиваются». Ладно, не моё дело.
Я вставляю горошину в отверстие пирамиды и упираюсь ладонями по обе стороны от него. Кристалл вибрирует, светится так, что приходится зажмуриваться.
А потом раздаётся треск, меня отбрасывает в сторону, и я пребольно ударяюсь о стену. Горошина рассыпается в пыль.
И никакого тебе портала в иной мир!
Да ещё и воняет болотом. Кажется, снова кричат сороки. Потом раздаётся трескучий смех, и в клубах зловонного бурого газа нам является Болотная Колдунья…
Я кое-как поднимаюсь, держась за стену, Кир крепче обнимает Депру, будто закрывая собой. Но старуха смотрит только на меня.
— Если бы там, в лесу… — шамкает она, указывая куда-то узловатым когтистым пальцем, — ты послушала меня, уже была бы дома. Кровь мракиса в твоём муже — она меняет его. Скоро он станет настоящим чудовищем. Тебе надо бежать…
Я горько смеюсь:
— Как и куда? Последняя горошина разлетелась вдребезги.
— Горошина — не проблема. У меня есть много, сороки принесли. Я дам тебе. Но ты должна захотеть. У тебя ещё сильны привязки к этому миру, к мужу. Так не уйти. Будет тянуть назад.
Вмешивается Кир:
— Вот и я ей тоже говорю! Не верит!
Колдунья поворачивается к нему, довольно склабится, и Кира передергивает.
А нечего апеллировать к ведьмам!
Я усмехаюсь.
— Вам не удастся меня убедить. Хоть заговоритесь. Я сужу по делам.
Колдунья фыркает:
— Ну что ж, упрямица, тогда я покажу. Смотри и верь глазам, если уши тебе не нужны.
И разворачивает передо мной панораму реальности, где, будто на экране, идёт живое кино…
Военные лупят палками крестьян, сжигают деревни, угоняют народ на каменоломни. Разруха, нищета, тяжкий труд. Ужас и разорение. И все эти бесчинства — именем короля.
— Конечно, — шипит старуха, — из тёплой постельки Ландара тебе кажется, что всё хорошо. Тебе светло, уютно, сыто. Но взгляни на это с другой стороны: ты — королева. Твоё имя будет вписано в историю рядом с его именем. Разве ты хочешь, чтобы и тебя замарало?
Она тянется ко мне, нависает, становится вдруг громадной. Я задираю голову, чтобы встретить взгляд, но натыкаюсь лишь на чёрные провалы там, где должны быть глаза. Мне не просто страшно, я в панике. Хочу убежать, провалиться сквозь землю, проснуться в конце концов!
Но нет, мне не уйти и никто не спасёт. Время спасателей закончилось. Теперь я сама за себя.
И поэтому бормочу, едва различая собственный голос:
— Не хочу… — и мотаю головой.
Да, не хочу иметь ничего общего с этим миром. Не хочу в его историю.
— …Хочу просто исчезнуть, — довершаю мысль. — Чтобы всё закончилось раз и навсегда.
Старуха качает головой:
— Просто не выйдет. Ты должна решиться.
— На что? — меня потряхивает, потому что в её словах я чую подвох.
Колдунья переходит на свистящий шёпот:
— Зреет недовольство. Будет восстание. Возглавь его. Помоги несчастным. И они помогут тебе…
— Чем мне могут помочь эти бедные люди? — хмыкаю невесело.
— Они помогут тебе запустить пирамиду. Ландар же не сказал, да?
Дико бесит привычка местных говорить вопросами. Чувствуешь себя нелепо, будто из тебя нутро тянут, наизнанку выворачивают. Поэтому я срываюсь и ору:
— Нет, представь себе, не сказал! В этой дурацкой Сказочной стране всё полунамёками из серии «догадайся-мол-сама».
Ведьма хохочет.
— Такова сказочная реальность, — произносит она, когда эхо перестаёт копировать её каркающий смех. — Она полна загадок и иносказаний. Но раз ты не умеешь читать её посылы, я скажу тебе: пирамиде нужна жертва. Добровольная, огромная. Она должна набраться энергии, чтобы открыть дверь в твой мир…
И тут, словно распарывая ножом тёмный мешок и пуская в него свет, в наш разговор вклинивается молчавший до сих пор Кир:
