– Что ты так смотришь на меня? – вдруг спросила Зина. – Как будто не узнаешь! Я что, сильно изменилась?
– Нет, Зиночка, все в порядке. Я… к тебе с одним предложением. Ты же знаешь, я человек простой, прямой, юлить не могу. Ты постарайся меня до конца выслушать и сразу ничего не отвечай. И вообще, надо не головой такие вещи решать, а… сначала прислушавшись к себе.
– Ладно. Постараюсь. – Зина улыбнулась и еще больше стала похожа на себя прежнюю.
– Я развелся с Катей. И я больше не отец Наташе и Ире. Я им никто теперь, как и распорядилась судьба, только вот я зачем-то пытался спорить с ней раньше…
Зина молчала. Глядела настороженно. Вздрогнула слегка, услышав имена «девочек», но никакой радости или торжества первая бывшая жена и не думала выказывать. И это почему-то очень задело Юрия.
– Словом, дорогая моя, я частично исправил свои ошибки. Что ты об этом скажешь?
– Быстро-то как… Обычно такие процессы длятся годами, один суд за другим, разбирательство на разбирательстве, – пробормотала Зина.
– Уметь надо с людьми договариваться. Где кнутом, где пряником.
– Молодец, что сказать, – насмешливо улыбнулась Зина. И в ее всегдашнем этом ерничанье, вечной иронии тоже заключалась своя прелесть. Уж простушкой Зина точно не была никогда. – Обиделся на своих «девочек», да? За то, что в больницу не сразу к тебе приехали… Ух, ну ты и мстительный, аж страшно.
– Ты упрекала меня, что я мало давал Пашке с Петькой…
– Я ничего и не требовала, – все так же насмешливо произнесла Зина. – Смысл тратить время и силы на споры с тобой! Я ж в курсе твоего характера…
– Знаю. Оценил твою мудрость. Но это все лирика… Короче. Я теперь готов все отдать своим родным сыновьям. Это мой долг. Но. Но… я подумал и решил, что сделаю это при одном лишь условии.
– Каком? Впрочем, мне-то что! – вспыхнула Зина. – Решай эти вопросы с мальчиками, чего меня-то дергать?!
– А у меня такое условие, – хмыкнул Юрий. – Чтобы мальчики получили наследство, ты должна вернуться ко мне.
– Что я должна?!
– Спокойно, Зина, спокойно. Я же предупреждал – сначала дослушай. Конечно, это правильно, когда парни сами себе на жизнь зарабатывают и только на себя надеются. Пашка с Петькой – молодцы, не мажоры какие-то и таковыми никогда не станут. Неплохую карьеру, возможно, сделают. Но ты же знаешь, выше головы им все равно не прыгнуть. Впереди них всегда будут другие мальчики со связями и деньгами. Сейчас не советское время и не девяностые, когда из грязи в князи. Все капиталы поделены, все должности распределены. И все открытия тоже кем-то забиты, успеха Билла Гейтса или Марка Цукерберга никому больше не повторить. Да, сейчас любят истории рассказывать про молодых миллионеров, начавших с нуля, но это про исключения, а не про правила. Эпоха возможностей закончилась, и причем закончилась совсем недавно, лет пять назад, может быть. Социальные лифты закрылись.
Зина молчала, нахмурившись мрачно, слушала.
– Чтобы нашим мальчикам достичь каких-то высот, им придется пахать долго и трудно. Годам к сорока-пятидесяти им, может, и удастся чего-то достичь. Да, и при условии, что у них все будет складываться удачно! – спохватился Юрий. – Начальство их будет любить, конкуренты – уважать, никаких подлецов и мошенников на их пути не встретится, никаких несчастий с ними не произойдет, и у обоих окажутся замечательные жены, готовые всегда их поддержать, никаких разводов и разделов имущества не случится, и у обоих родятся умненькие, здоровые детишки. Но я тебе вот что скажу – жизнь без сбоев и ошибок невозможна. Поэтому, даже если никакого форс-мажора и не произойдет, жизнь Павла и Петра, наших правильных мальчиков – это про тяжелую пахоту. Про долг и кредиты. Про отдых лишь на пенсии. Про потраченные здоровье и силы. Про продажу себя подороже…
Зина опустила голову.
– Если ты вернешься ко мне, я все свои капиталы отдам мальчикам. И им не придется себя продавать. Не придется унижаться и пахать, как рабам на галерах. Я могу дать им свободу и счастье, моим сыновьям. Если ты, конечно, позволишь мне сделать это.
– Зачем тебе я? – с тоской произнесла Зина. – Тоже мне, сокровище нашел…
– Затем, что ты – единственная. Да, да, с большой буквы, вот как пафосно. Ты – моя истинная и настоящая жена. К сожалению, я понял это лишь спустя годы. Но у меня есть возможность вернуть все на круги своя. Вот так, с помощью заурядного подкупа, признаю. Но что делать…
– Ты спятил, точно.
– Наоборот, я вошел в разум, что ли… – снисходительно пояснил Юрий. Теперь он шагал по кабинету и посматривал на сидевшую в кресле Зину. Сверху вниз посматривал. – Ты мне нравишься. Я влюблен в тебя, как и двадцать с лишним лет назад.
– Мне что, и спать с тобой придется? – с непередаваемой гримасой воскликнула Зина. Но Юрий на нее не обиделся. С юмором, чертовка!
– Ну, не сейчас, потом, быть может. Когда сама этого захочешь. Я же не насильник какой.
– Юрочка, но я ж люблю совсем другого человека, – вздохнула Зина.
– Ты о господине Зоммере? Так это не любовь еще, сколько вы там вместе? Всего ничего. Это влюбленность. Она пройдет. И потом, ну какие страсти в нашем возрасте, это смешно. Дети. Наши дети – вот о чем мы должны думать, и о спасении души – во всех смыслах, так сказать, я не только про религию сейчас.
– Да я понимаю.
– Короче, вопрос в лоб: ты согласна вернуться ко мне на этих условиях? – бодро спросил Юрий.
Зина подняла голову. И произнесла спокойно:
– Согласна.
* * *
Стива до недавнего времени не понимал, любит он своего отца или нет. Все, что было связано с отцом, вызывало у Стивы какую-то тоску и ощущение безнадежности.
Отец – ужасное, отвратительное существо. Сколько Стива себя помнил, именно так говорили об отце мама и бабушка. Подлец, изверг, садист, сволочь. Извращенец и кобель.
Когда, изредка, отец появлялся в их доме, Стива мечтал, чтобы этот день поскорее закончился и отец ушел.
Потому что с появлением отца в доме всегда вспыхивал скандал. Ну и какая радость от человека, пусть он и родной папаша, если все вокруг орут?
Даже когда отца не было дома и мама с бабушкой просто обсуждали его вслух, Стиве тоже становилось неприятно и тоскливо. Судя по этим историям, отец на самом деле являлся глубоко больным человеком. Он не пропускал мимо ни одной юбки. Он совокуплялся со всем, что движется (мама, правда, использовала другое слово, она произносила его, понизив голос, но Стива все равно все слышал).
Перед каждым визитом отца мама с бабушкой просили Стиву не обнимать отца и, самое главное, – всеми силами уклоняться от его поцелуев, ибо неизвестно, что отец «делал своим ртом и каких шалав в какие места лизал» (тоже подслушано). Подарки от отца принимались только запакованные, в заводских коробках («не успел своими микробами обсеменить!»).
