– Пап… А она, Зинаида Анатольевна, действительно так тебе дорога? – осторожно спросил Стива.
И тут отца словно прорвало. Он принялся рассказывать о своей жизни. О том, что после развода с матерью вообще ни на кого не хотел смотреть, что разочаровался в женщинах, что был готов даже в монастырь уйти. Не ушел, конечно, но стал кем-то вроде монаха в повседневной жизни…
Рассказывал долго и подробно, причем в тех подробностях было столько неожиданного и горького, что Стива даже растерялся. Он хоть и понял уже к этому моменту, что отец его – никакой не кобель, бросающийся на всё, что движется, но был уверен, что тем не менее папенька из тех мужчин, что не бывают одинокими.
А тут Стива впервые увидел, что его отец – очень одинокий и несчастный человек. И что отец действительно любил Зинаиду Анатольевну, ну вот как будто нашел в ее лице единственно родного человека. И если не она, то уже точно никто и никогда.
В первый момент, сидя рядом с отцом, который то неистово ругался, то жаловался, Стива испытал знакомое чувство оцепенения и отрешенности. Потом ему стало трудно дышать. Он встал, отошел к окну, распахнул его настежь, задышал с натугой и хрипом.
– Стива! Мальчик… О нет. Все, я не буду, я погорячился. И чем я сейчас лучше Брони… твоей мамы… – Отец подошел к нему, взял под руку, словно боялся, что сейчас сын упадет.
– Па-ап…
– Да, сыночек мой?
– Па-а… – Стива вдруг вспомнил рекомендации своего старого учителя, Якова Борисовича: «Тяни звук, тяни! Словно это твоя душа рвется наружу. Дай ей свой голос! Ты весь, твое горло, твое тело – лишь инструмент, позволь зазвучать твоему голосу!»
– Где твое лекарство? Или «Скорую»? Ох, что ж я натворил…
– Па-ап… Папа. Папа, послушай меня, – неожиданно оглушительным голосищем произнес Стива, словно он был не человеком, а трубой иерихонской, а у труб, как известно, не случается приступов удушья. – Папа, ты меня слышишь? ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО.
На том и успокоились, к счастью. Отец больше не причитал, а Стива наконец смог отдышаться.
На следующее утро отец ушел на работу, и Стива остался в квартире один.
Походил от стены к стене, прокашлялся. Потом оделся и поехал к Петру и Павлу.
Те сидели дома, пытались сочинять стихи, вернее, «нетленку», как выразился Павел.
– Вот, послушай, что мы тут наваяли… – принялся читать вслух, с ходу, свои творения Петр.
Но Стива впервые отнесся к этому важному процессу – творчеству! – весьма прохладно и перебил Петра:
– Ты погоди. Братцы, вы вообще в курсе, что ваша мама ушла от моего отца?
– Что? – опешил Петр.
– Мама ушла от твоего отца? – вытаращил глаза Павел. – Вот незадача. Надеюсь, это никак не повлияет на наши репетиции?
– А чего вы не спрашиваете, почему она ушла и к кому? – мрачно произнес Стива. – Она, может, за вас свою душу решила продать, а вы тут со стихами да репетициями. Эгоизм же.
– Стива, не пори ерунду…
– Какую душу, малой?! Ты сбрендил?
– А, так вы не в курсе! Ладно, слушайте, – решительно произнес Стива. – Ваш отец, как я понял, развелся с этой… ну, со своей второй женой и выгнал из дома ее и ее дочерей, которые не его, а ее.
– Что значит «выгнал»? – удивился Павел, а Петр перебил брата:
– А что, Паш, похоже на правду, все к тому и шло, папа как тогда бесился, в больнице, помнишь? Что Катя к нему не примчалась, и Ира с Наташей тоже…
– И правильно, они его использовали, это было ясно, только это не наше дело, как хочет, так и живет… Выгнал – и молодец! – неожиданно заорал Павел.
– Да не орите вы, дайте договорить, – с досадой произнес Стива. – Потом ваш отец встретился с вашей мамой, это вчера, кстати, все происходило, и заявил ей, что готов все свои сбережения отдать вам. Родным детям, типа…
– Отли-ично! – усмехнулся Петр.
– Я не против, – тоже довольно усмехнулся Павел. – Только я тебя не понял, малой, почему ты про «душу» вдруг речь завел. Все по закону, все по правилам, как и должно быть. Деньги отца – его родным детям, а не левым теткам каким-то. Мы всегда с Петром так считали, но отцу не говорили, конечно, ну, и маме, а то она расстраивалась сразу, по ней всегда видно.
– Так-то да, только вот папенька ваш Зинаиде Анатольевне условие поставил. Он не просто так вам наследство оставляет, а с тем, чтобы она к нему вернулась.
– В смысле?
– Да что там непонятного! – возмутился Стива. – Ваш отец просто-напросто заставил ее уйти от моего отца. – Стива подумал и добавил: – Ваш отец, по сути, купил ее.
– Купил? Вот только не надо таких слов… – в один голос возмутились Петр с Павлом.
– А какое слово правильное? Вы ж в курсе, что матери на все ради своих детей готовы? – тоже повысил голос Стива.
– Но это ее дело, мамино, ну и что…
– Да, она имела право вернуться, они же женаты были, хоть и давно, и мы их сыновья…
– Но Зинаида-то Анатольевна любит моего отца! И он ее любит! А тут ее заставили, вынудили бросить любимого человека, чтобы ее деточки нужды не знали… Вашу мать купили, ну пусть он и отец ваш родной, что ж с того, он ее сейчас купил! Она себя в жертву ради вас принесла, что ж тут непонятного?! – уже во весь голос заорал Стива.
Петр с Павлом мрачно молчали.
– Это, конечно, не мое дело, я в чужие жизни не вмешиваюсь, но когда такая несправедливость, молчать не буду. Мы с отцом вчера весь вечер говорили, я много чего узнал, ну, и понял тоже. Они ж всю жизнь несчастные были – мой отец и ваша мама. И тут им счастье привалило, они друг друга встретили. И вроде все хорошо, но до поры до времени, пока ваш отец не вмешался. Он не по злобе, я понимаю, и мама ваша тоже не по глупости на его условия пошла, а из любви к вам…
Петр с Павлом молчали.
– Вы ж за счастье матери продаетесь сейчас, понятно? – подумав, насмешливо произнес Стива.
– А… а если они друг друга любят, ну… наш отец и мама? Бывает же, что люди возвращаются друг к другу после расставания, – пробормотал Петр.
– Не на-а-адо! Я в курсе того, каким ваш папенька прижимистым был, и Зинаида Анатольевна все на себе тянула. Она и бабушка ваша, которая раньше времени умерла.
Братья молчали.
– Сколько из-за вашего отца Зинаида Анатольевна страдала, а?.. Ваш отец, может, и неплохой человек, только он не понимает, что тем самым буквально убивает вашу маму. Добивает.
– Ты не перегибай, Стива…
– А мне теперь на все плевать. Я тоже раньше переживал… а теперь мне плевать. И я люблю своего отца, и я за него пришел вступиться. Ну да, да, это дело взрослых, не надо за них решать, но когда такое… – Стива не договорил, развел руками. – Dixi. В общем, я все сказал.
