Мама вздохнула:
– Есть установка на усиление изоляции: лаксенов переселят в резервации, где им будет безопасней, ну и нам – тоже.
Она помолчала.
– К незарегистрированным лаксенам применят суровые меры. Эти поправки стоит принять, чтобы осуществить некоторые президентские программы.
Я вспомнила облаву в клубе и лаксенов, которые прятались в комнате… которых я перепугала. Я быстро переключила канал, выбрав шоу о тех, кто превращает свой дом в свалку ненужного барахла.
– Нет, это я смотреть не могу. – Мама покачала головой. – Меня сразу же тянет наводить порядок.
Закатив глаза, я оглядела комнату – нашу тщательно продуманную гостиную. Каждой вещи было отведено определенное место, даже коробкам-органайзерам, серым или белым. Весь дом был устроен в том же духе, куда уж дальше? Расставить коробки по размеру и цвету? Но мама явно не могла оторваться от экрана. Ну совсем как я. Мы с ней вечно не можем совладать с собой. Подобные передачи были ее «пунктиком».
Со стаканом в руке я замерла, услышав непонятный звук. Отставив сок в сторону, я оглянулась на прихожую. Весь нижний этаж был без дверей, одна комната плавно соединялась с другой, за исключением маминого кабинета, запиравшегося на ключ. По обе стороны от входа высились узкие окна, через которые проникал солнечный свет.
Ничего не заметив, я снова повернулась к телеэкрану, и вдруг мне померещилось, что за окном промелькнула чья-то тень. Я нахмурилась.
– Мам!
– Что, солнышко?
Тень за окном появилась снова.
– Там, за дверью… кто-то стоит.
– Что? – Она поднялась. – Я ничего не заказывала…
Она затихла, увидев, как дверная ручка повернулась налево, потом направо, словно кто-то пытался открыть дверь.
Что за?..
Я присмотрелась к панели управления сигнализацией на стене прихожей. Так и есть: она отключена. Ее редко включали днем, но дверь была заперта…
Нижний замок повернулся, как будто его открывали ключом.
– Мама, – прошептала я, не веря своим глазам.
– Эви, встань. – Мамин голос был на удивление ровным и спокойным. – Быстро.
Никогда в жизни я не вскакивала так шустро. Пятясь, я стукнулась о серую тахту, а мама уверенно обошла меня. Я думала, что она пойдет к двери, но она двинулась к дивану, откинула одну из тумбочек и потянула на себя диванную подушку.
Из-под подушки мама вынула ружье, целый дробовик! Я раскрыла рот. Конечно, я знала, что в доме есть оружие, ведь мама служила в армии. Но спрятать его под диванной подушкой, где я сидела, спала и ела сырные палочки?
– Прячься за моей спиной, – скомандовала она.
– Боже мой, мама! – Я вытаращила на нее глаза. – Все это время я сидела на ружье? Ты хоть представляешь, насколько это опасно? Я не могу…
Задвижка открылась со щелчком, прозвучавшим как раскат грома. Я сделала шаг назад. Как… как же так? Задвижку нельзя открыть снаружи, только изнутри.
Мама подняла ружье, целясь прямо в дверь.
– Эвелин, – рявкнула она, – встань за моей спиной. Живо!
Я метнулась вокруг дивана, чтобы встать позади нее. Окинув взглядом комнату, я схватила новый деревянный серый подсвечник, который собиралась фотографировать. Не решив точно, что делать с подсвечником, я зажала его в руке как бейсбольную биту и почувствовала себя намного увереннее.
– Если вламываются в дом, может, позвонить в полицию? И не придется никого убивать. Пусть они сами…
Входная дверь распахнулась, и в прихожую шагнула рослая широкоплечая фигура, расплывшись на мгновение в ореоле солнечного света. Потом дверь сама собой с треском захлопнулась, и солнечный свет исчез.
Я чуть не выронила подсвечник.
Это был Люк.
Люк, улыбаясь, стоял у нас в прихожей, не обращая ни малейшего внимания на ствол, направленный ему прямо в лицо. На меня он даже ни разу не взглянул.
Он наклонил голову:
– Привет, Сильвия, сколько лет, сколько зим.
С лихорадочно бьющимся сердцем я переводила глаза с одного на другого.
Он знаком с мамой? Знает, где я живу?
Мама вздернула подбородок:
– Здравствуй, Люк.
9
Не шевелясь и не дыша, широко распахнув глаза, я смотрела то на маму в халате и пушистых тапочках, с ружьем в руках, то на Люка в майке с надписью «Хрен с ним», под которой был нарисован маринованный огурец… в темных очках.
Точно, в солнцезащитных очках.
Я все еще сжимала подсвечник.
– Мама, ты его знаешь?
На лице Люка появилась слабая усмешка.
– Мы с Сильвией знакомы целую вечность, верно?
Что?
Ружье в маминых руках ни разу не дрогнуло.
– Что ты тут делаешь?
– Да вот, шел мимо. Дай, думаю, загляну на обед. – Он шагнул вперед. – Глядишь, чем домашним угостят.
Какого черта?
– Только сунься – посмотрим, как тебе двенадцатым калибром башку разворотит, – пригрозила мама.
Я выпучила глаза. Черт возьми, моя мама классная, с ней шутки плохи.
Однако Люк, кажется, этого не понял.
– Это не по-соседски и вообще как-то грубо. Вы всегда так встречаете гостей?
– Люк, ты же не такой глупый, чтобы сюда соваться? – Мама опять назвала его по имени, значит, мне не послышалось. Они знакомы. – Ты прекрасно, черт возьми, знаешь, тебя никто не звал.
Особенно если учитывать, что нормальные гости не вламываются в дом.
Я выглянула на парня из-за маминого плеча. Люк перехватил мой взгляд и улыбнулся еще шире, отчего у меня перехватило дыхание. В его улыбке было что-то зловещее, какой-то подвох.
Ну как я могла с ним целоваться? Хотя я-то его не целовала. Я, можно сказать, была не в себе, когда до этого дошло. Он сам поцеловал меня и собирался похитить.
Я крепче стиснула подсвечник.
– Ты же знаешь, как я отношусь к соблюдению правил, – ответил Люк. – Тем более тебе известно, как я отношусь к тому, когда мне целятся в голову.
– Мне все равно, как ты к этому относишься, – огрызнулась мама.
– Даже так?
Люк поднял руку и разжал пальцы. Ощутив рывок, мама охнула. Дробовик вырвало у нее из рук и понесло прочь. Люк поймал его на лету.
– Ни фига себе, – прошептала я.
Все с той же чрезвычайно самодовольной ухмылкой он взялся за ствол другой рукой.
– Знаешь, сколько людей погибает от оружия? – Он помолчал и поднял брови. В воздухе запахло озоном. – Вопрос не риторический. Мне и впрямь любопытно.
