Так мы и в чупакабру скоро поверим.
– Ты уже знаешь, что лаксены живут здесь десятки лет. Если не дольше. Они не собирались завоевывать планету или вредить людям. – Я слушала Эмери, вцепившись в колу. – Они прилетели в поисках нового пристанища, потому что их родная планета была уничтожена во время войны с другим видом инопланетян. Мои предки прибыли сюда на поселение.
Населенные планеты? Войны? Переселение? Прямо из разряда фантастики, но я же сама захотела услышать правду. Я открыла банку и с удовольствием глотнула газировки.
Начнем по порядку, не все сразу.
– Планеты?
– Мы прибыли с планеты, которая находится на расстоянии триллиона световых лет отсюда, и она не единственная планета, населенная разумными существами.
После нашествия этот вопрос занимал умы многих. Были ли лаксены единственной разумной расой инопланетян? Нас уверяли, что да.
– Так кроме вас… есть… еще?
Эмери наклонилась вперед и кивнула.
– Мы родом с планеты Лакс. Нашу планету разрушили аэрумы.
Я раскрыла было рот, но, не найдя что сказать, быстренько его закрыла.
– Мой народ боролся с ними десятилетиями. Да что там… веками. – Она притянула ноги к груди. Рваные джинсы разошлись на коленках. – Нас учили, что мы ни в чем не виноваты, но в войнах вряд ли существует невиновная сторона. В итоге мы разрушили планеты друг друга.
– Первыми сюда прибыли лаксены. – Кент задел меня ногой. – Потом – аэрумы.
– Подожди, – я подняла руку. – Секундочку. Кто такие аэрумы?
– Аэрумы немного похожи на нас. У них рождается не трое детей, а сразу четверо. Они могут ассимилировать человеческую ДНК, как и мы, но в естественном облике мы светимся, а они превращаются в тени.
– Тени? – тупо повторила я.
– Тени, – подтвердил Кент.
Я внимательно изучила его профиль.
– Ты ведь шутишь?
– У меня не настолько извращенное чувство юмора. Нам они кажутся тенями, потому что мы не можем представить по-другому то, что видим: мозг создает образ на основе чего-то знакомого. На самом деле они не тени.
– Ага, – пробормотала я.
– Они могут питаться лаксенами, приобретая их способности.
– Как это? Как вампиры?
Кент засмеялся.
– Не совсем. Они не кусают. Они… это делают через прикосновение или вдох.
– Вдох?
– Да. Ты же в курсе, что люди вырабатывают электричество? У вас по всему телу распространяются электрические… сигналы, и аэрум этим питается, хотя этого ему мало. Когда они впитывают энергию человека, у того нарушаются функции организма. Это как остановка сердца.
– Боже, – прошептала я, – это ужасно.
– Ужасно, – согласился он. – Аэрумы очень сильны. Но и у них есть свои слабости. Например, бета-кварц скрывает от них лаксенов, рассеивая энергию, которую те излучают. Он как бы ослепляет аэрумов. Обсидиан для них смертелен.
– Драгоценный камень?
Кент кивнул.
– Вулканическое стекло. Он разрушает их клеточную структуру.
Да, все это казалось полнейшим безумием, но я смутно помнила, что слышала о бета-кварце вскоре после нашествия, когда люди узнали о лаксенах.
– Ладно, – я отхлебнула еще газировки. – А аэрумы все еще… здесь?
Хайди кивнула.
– Эви, мы, может, даже видели их, просто не заметили, ведь они похожи на нас или лаксенов.
Я пока не решила, верить ли в аэрумов, но во мне разгорелось любопытство.
– Они опасны? У них есть блокаторы?
– Аэрумы передвигаются незаметно. Блокаторы на них не действуют. Сейчас между лаксенами и аэрумами шаткое перемирие, но аэрумам… от потребности питаться лаксенами никуда не деться. – Кент взъерошил ирокез. – Без кормежки они слабеют. По силе они практически как люди или как лаксены с блокатором. Да еще и не каждый из них мирно настроен. У лаксенов с аэрумами давние разборки. Некоторые о них не забыли.
– Ладно. – Я вскочила с пустой банкой в руках. – Значит, лаксены и аэрумы здесь со своими заморочками. Понятно. – Я помолчала и обратилась к Хайди: – Как это связано с риском лечения людей?
– Понимаешь… – задумчиво протянула она, скручивая рыжие волосы в толстую косу, – наверное, пусть лучше они сами объяснят.
Эмери глубоко вздохнула.
– У аэрумов на лаксенов чутье. Единственное, что их останавливает, – бета-кварц. Я говорю о больших природных месторождениях, которые находят по всему миру в горах. Раньше мы жили в поселениях, расположенных рядом с месторождениями кварца, но все изменилось после нашествия. Большая часть наших общин была разрушена.
Жаль, что у меня закончилась кола.
– Ясно.
Эмери видела, что я с трудом перевариваю поток информации.
– Когда мы лечим человека, на нем остается наш след. Для аэрума этот человек словно светится или окружен сиянием. Для них человек, на котором остался след, так же вкусен, как и лаксен.
– Что? – Я остолбенела. – Я свечусь, и аэрум… эта тень… меня сожрет?
Кент закашлялся, подавляя смешок.
– Зря мы ей об этом рассказали.
Эмери закатила глаза.
– Они смогут тебя найти… если захотят. Они замечают след и, бывает, используют человека как наживку. Это означает опасность не только для лаксена, но и для всех его близких. Понимаешь, у блокаторов обнаружился интересный побочный эффект: с ним мы становимся невидимыми для аэрумов, так что они здорово изголодались. Большинство лаксенов им не видны.
– Они могут меня найти? – Сомневаюсь, что я услышала что-то еще из ее рассказа.
– Вроде того, – пробормотала Эмери, рассматривая мое лицо. – Если мы исцеляем человека, то обычно приглядываем за ним, чтобы тот не попал в беду. Но у тебя… нет следа, Эви.
От облегчения закружилась голова.
– О боже, а я думала, ты скажешь, что я сияю ярче солнца. Но это же хорошо? Я в безопасности? И мама в безопасности. Я не стану закуской для тени… то есть для инопланетянина. Осталось только опасаться ломающих кости источников.
– Ну… – Кент забрал у меня банку, – я всего лишь скромный человек, но если она не видит следа, это не очень хорошо.
Я взглянула на Эмери.
– Почему?
Та всплеснула руками.
– Потому что на каждом человеке, которого когда-либо лечили, остается след.
– Но… подождите, Люк…
– Источник, – подтвердил Кент. – Но это неважно. Источники тоже оставляют след.
Я перевела на него взгляд.
– Тогда что это значит?
