– Я никогда тебя не бросал.
26
Грудь будто сдавило стальным обручем. Отрицание лучше всего помогает справиться со смятением и жгучей болью, разъедающей душу. С минуту я беззвучно шевелила губами, потом наконец выговорила:
– Это шутка? Совсем неуместная.
– Я серьезно, – прохрипел он. – Чтобы тебя спасти, пришлось заключить сделку. Очень сомнительное решение. Худшее, ведь я отъявленный эгоист. И лучшее, ведь пришлось поступить бескорыстно.
– Я не…
– Ты не помнишь. Знаю. Но я помню. Черт, мне этого не забыть до конца своих дней.
Я пристально посмотрела на него.
– Не говори так.
Его глаза загорелись.
– А чего ты ожидала? Что я совру? – Он поднялся. – С этим покончено. Хочешь правды? Ну так слушай. Я постоянно о тебе думаю. Не забываю ни на секунду. Никогда не переставал за тобой приглядывать. И пусть ты меня забыла, у тебя же не было выбора, но…
– Перестань! – закричала я. – Я знаю, кто я такая. Меня зовут Эви. Это имя всегда было моим.
Люк ринулся вперед и схватил меня за плечи.
– Послушай меня. Сейчас ты – Эви, но ты стала Эвелин Дашер всего тысячу двести семьдесят восемь дней и примерно восемь часов назад, и, если пожелаешь, могу сказать с точностью до секунды.
Я раскрыла рот.
– Вот только раньше, почти тринадцать лет назад, ты была Надей.
– Хватит, – я выскользнула из его рук и отшатнулась. – Мои воспоминания – не вранье, они настоящие.
Я сжала кулаки.
– Ты любишь колу, а не пепси. Как думаешь, откуда я это узнал?
Перед глазами возникло мамино лицо… тот ее взгляд, когда я попросила колу… и то, что она сказала. Я всегда пила пепси, потому что другого в доме не держали.
– Знаешь, что самое странное? Воспоминания стерлись, но некоторые привычки остались. Они никуда не делись, – Люк подошел поближе. – Я знаю, что ты любишь ужастики и терпеть не можешь мелодрамы.
– Поздравляю, это ты в моем профиле на «Фейсбуке» вычитал?
Парень усмехнулся и, не колеблясь, продолжил:
– Ты и раньше интересовалась фотографией. Хныкала, пока Парис не сводит тебя к реке Потомак, чтобы поснимать.
– Я даже не знаю, кто такой Парис.
– Знала раньше. Он был тебе как отец. Когда ты нервничаешь, у тебя плечи трясутся.
– Не трясутся.
– Ты всегда потираешь коленки или бедра, даже сейчас.
Я отдернула руки от бедер и сложила их на груди.
– Ну как, мало фактов? Хорошо. Ты постоянно теребишь волосы. Еще одна привычка, когда переживаешь. – Он подошел совсем близко и склонил набок голову. – А еще ты не любишь пиццу.
Сердце екнуло, и я взглянула на него.
– Это тебе Хайди сказала.
– Нет. – Он склонился так низко, что его щека задела мою. – Я ведь угадал, верно?
Да, но я не ответила.
Люк застыл вплотную ко мне, так близко, что я чувствовала его дыхание.
– А вот этого ты не помнишь, а Сильвия знать не могла. – Он умолк на мгновение. – Мой первый поцелуй. Первый раз в жизни я целовался с тобой.
Я ахнула.
– Конечно, мы были детьми, – он отстранился, проведя носом по моей щеке. – Но лучшего поцелуя у меня в жизни не было.
Я зажмурилась.
– Я держался на расстоянии, как и обещал Сильвии, потому что знал: если подойду слишком близко, оставить тебя уже не смогу. Я был рядом, но никогда не приближался. Никогда тебя не искал. Я оставил источников на попечение Деймона и его друзей, ведь не мог бросить тебя здесь одну. В тебе одной смысл всей моей жизни, все остальное неважно.
Казалось, земля уходит из-под ног.
Я помнила, как мы переехали в Колумбию, помнила первую ночевку у подруги, первую влюбленность, но все эти воспоминания…
Они были смутные, расплывчатые, в дальних уголках сознания, и, когда я пыталась их вызвать, они ускользали.
Как же было на самом деле?
Господи, я же никогда не вспоминала детали, не думала о том, что было до нашествия.
Это я все же помнила: страх, то, как было раньше, но…
Меня охватила паника, и я шарахнулась в сторону.
– Твои воспоминания расплывчатые, потому что ненастоящие, – мягко сказал Люк. – А сомнений не возникало, потому что не было повода.
– Перестань, – зашипела я, поворачиваясь к нему. – Прекрати подслушивать.
– Сейчас это не так-то просто.
Я провела ладонями по бокам и замерла, заметив многозначительный взгляд Люка. В его рассказ трудно было поверить. Оказывается, у меня была прошлая жизнь, о которой я начисто забыла, я умирала, а потом стала другим человеком.
Я выпрямилась.
– Значит, я – твоя пропавшая подруга, и мне ввели какую-то чудесную сыворотку, которая не просто лечит, но и стирает память, внедряет ложные воспоминания, но при этом не помогает от обычных прыщей, что высыпают чуть ли не каждый месяц?
Он нахмурился.
– Ну, не совсем. Память у тебя стерлась не из-за сыворотки, а от лихорадки.
– Но почему ты меня бросил? – закричала я, сама удивившись тому, с каким надрывом это прозвучало.
– Думаешь, я нарочно? – взорвался он. Его черты лица заострились. – Я никогда не доверял ни Сильвии, ни Джейсону. Да и они мне тоже не доверяли, но… я был в отчаянии, а ты сама согласилась. «Последний шанс». Вот что ты мне тогда сказала, потому что ни одна другая сыворотка не помогла. Ты меня заставила пообещать, что, если не поможет и она, на этом все. Ты вырвала у меня обещание отступиться и дать тебе спокойно умереть! – Его голос дрогнул. – И да, я пообещал.
У меня голова пошла кругом от осознания того, на что пошла Надя ради выздоровления.
– Джейсон знал, что я его выслеживаю. Вот и объявился сам, принялся торговаться за свою шкуру. Он пообещал тебя вылечить, Эви, если я его не трону. Мы с ним друг друга ненавидели, но дело не только в этом. Лекарство было только частью сделки… – У него на щеке задергался мускул. – Я должен был тебя бросить, оставить тебя, единственного настоящего друга, единственного человека, которому я безоговорочно доверял, свою единственную… – Он запнулся и потряс головой. – Я пошел на эту сделку, ведь был готов оставить тебя, лишь бы с тобой все было хорошо. Я согласился. Ты – тоже, но ты… не представляла, что забудешь обо мне… о нас. Если бы я сказал тебе правду, ты бы отказалась.
Я попятилась, не желая его слушать, но Люка нельзя было остановить.
– Я согласился на их условия, но не отходил от тебя, чтобы удостовериться, что с тобой не произойдет ничего плохого.
