* * *
Еще не рассвело, когда он вызвал мастеров и приказал немедленно сделать знамя непривычно больших размеров. И крупно начертать на нем знак Христа: две перекрещенные буквы «X» и «Р». К вечеру ему принесли знамя. Оно было изготовлено из копья и роскошной ткани, неизвестно откуда добытой. На ней драгоценными камнями были вышиты две священные буквы.
Константин распорядился выставить знамя на видном месте, чтобы солдаты, глядя на этот знак, могли нацарапать его на своих щитах.
Утром следующего дня к палатке императора примчался гонец и доложил, что армия Максенция… покинула город и переправляется через Тибр по плавучим мостам.
— Предсказание пастуха уже начало сбываться, — сказал Константин Осию благоговейным шепотом. — Каким же еще чудом можно объяснить, что Максенций решился покинуть надежное укрытие да к тому же сделать такую откровенную глупость — отрезать себе рекой путь к отступлению? Я сам поведу армию в бой, и Его знамя будет передо мной.
Он не знал, что Максенций еще вчера и не думал совершать такого безумия — покидать неприступные стены Рима. Но в осажденном городе вспыхнул мятеж: его жители собирались огромными толпами и громко кричали Максенцию: «Трус! Трус!» И римский владыка испугался толпы.
* * *
Константин собрал своих высших начальников и пояснил план боевых действий: дождаться, когда противник переправится на этот берег, а затем прижать его к реке, разрушив на ней переправы.
В армии Константина было немало христиан, а уж они- то поняли символику нового знамени. Но важнее всего было то, что все воины воспряли духом. Знамя Константина реяло гордо и обещало победу.
Приближающиеся войска Максенция могли бы навести страх на любого противника. В центре шли преторианцы, сверкая доспехами. С обеих сторон их обрамляли мавританские всадники в белоснежных плащах с блестевшими на солнце кривыми саблями.
Эрок, глядя на эту впечатляющую армаду, попытался еще раз отговорить Константина самому вести войска в бой. Взглянув на величественное знамя, развевающееся в руках стоящего рядом с ним всадника, тот ответил:
— Когда в сражение с тобой идет сам Господь, как можно быть где-то еще, если не впереди? Возможно, это самая важная из моих битв. И в ней мне погибнуть не суждено.
* * *
Горнист дал сигнал к атаке. Константин первым ринулся вперед и ворвался в ряды преторианцев, мастерски орудуя копьем и мечом одновременно.
Решающую роль в схватке сыграла конница неукротимого Эрока. Страшные сабли мавров оказались малоэффективны против копий галльской конницы, которые поражали темнокожих всадников раньше, чем те успевали достать противника.
Тот же Эрок пустил часть своей конницы в обход войск Максенция. Смелые галлы разметали охрану мостов и, перерубив канаты, пустили их плыть по течению.
Один мост они оставили целым и храбро сражались на его подступах. Солдаты Максенция сбились в кучу на этом мосту и устроили на нем самую настоящую давку. Войска Константина без труда их истребляли.
В конце концов мост под чрезмерной тяжестью преторианцев в металлических доспехах рухнул. Вместе с ними в воде оказался и Максенций.
Два часа спустя после начала битвы, поняв, что ее судьба решена, Константин вернулся в тыл своих войск и взошел на холм. Его душу переполнило ликование, когда он увидел, как остатки грозной армии противника слабо отбиваются от его солдат, полных решимости довести бой до полной победы.
Теперь Константин уже не сомневался, что судьба битвы была решена Богом христиан, который шествовал по равнине Тибра впереди его армии и в этой решающей схватке был вместе с Константином.
* * *
На другой стороне реки он вдруг заметил воина, пытающегося выбраться на берег. Золотые доспехи выдавали в нем первого человека в армии противника. Встречи с ним в течение всей битвы и искал Константин. Он пришпорил коня и помчался к берегу.
Течение реки было довольно сильным, поток не раз захлестывал и седока, и лошадь с головой. Но вот наконец копыта коснулись дна, и Константин выбрался неподалеку от того места, где тело Максенция в золотом панцире уже начало тонуть.
Враг был мертв. Историческая битва закончилась его сокрушительным поражением.
В тот октябрьский день 312 года на берегах Тибра сражались не просто две армии и два полководца Римской империи. Нет, сражались два апологета разных вероисповеданий: язычества и христианства.
В битве у Мильвийского моста победило христианство. Эта победа знаменовала начало новой эры в истории Империи.
Константин велел пронести окровавленную голову Максенция по улицам Рима, а затем отправить ее в Африку и там пронести по улицам городов, недавно жестоко разоренных бывшим августом.
Это устрашающее свидетельство полной победы Константина в то же время напоминало жителям дальних провинций, что к власти пришел сильный правитель, который не потерпит непослушания и бунтов.
В том же 312 году Константин обращается к народам Империи с такими словами:
«Я привел к великой победе свое войско, неся перед собой печать Бога. И если благо государства опять призовет меня, я буду следовать тому же знаку высшей Силы и снова брошусь на врага. Всемогущий Боже, я посвятил Тебе свою душу. Я люблю Твое имя и почитаю Твою власть, которую Ты доказал знаками и укрепил мою веру».
Половина Империи была теперь в его руках. Другая ее половина, на востоке, оставалась пока во власти августов Дазы и Лициния.
Глава 13
РИМ. ТРИУМФ
28 октября 312 года Рим торжественно открыл свои ворота новому хозяину Италии и Северной Африки. Историк передает восторг римлян в самых возвышенных тонах. По его выражению, дома и холмы, казалось, столпились там, где въезжала разукрашенная императорская колесница. Так плотно сбился народ, так тесно сбилась свита сенаторов, что трудно дышать. Те, кто стоит близко, считают себя счастливыми. Толпа столь велика, что остается удивляться, как много людей осталось в живых после шести лет тирании прежнего императора.
Константин, как того и требовал древний обычай, посетил сенат, цирк, сделал пожертвования. Но когда процессия достигла Форума и должна была затем последовать к храму Юпитера для жертвоприношения, колесница неожиданно свернула и император исчез в стенах дворца. Традиционная жертва впервые за многие века не была принесена.
Здесь проходит разделительная линия между старым и новым временем. Константин больше никогда не приносил жертв. И на двух скульптурных фризах Триумфальной арки, воздвигаемой сенатом в его честь, он велел убрать жертвенных животных, замыкавших свиту императора.
Позже историк-язычник осыплет Константина упреками «за пренебрежение святынями отцов». Отныне, по его мнению, начинается эра несчастий для Империи.
Константин, по свидетельству Евсевия Кесарийского, первого его биографа, уже был внутренне готов к революции в религиозной жизни страны. Но он не собирался в один день ломать вековые традиции. Он попросил епископа Осия передать христианам Рима, что их никто не станет больше преследовать за веру. По сути, этим он неофициально объявлял свободу вероисповедания.
