* * *
Константин передал один из лучших дворцов города с его землями римскому епископу. Он распустил преторианцев, снес их казарму и на ее месте воздвиг базилику, епископскую церковь и крестильную часовню.
Настроение Константина в ту пору помогает понять выпущенная им в 315 году серебряная монета. Эта самая известная из его монет приурочена к десятилетию его правления. На лицевой ее стороне — Константин в воинских доспехах. На его голове традиционная диадема августа — наиболее почитаемая часть его вооружения. А на ней явно выделяется знак, который заключает в себе истинный смысл монеты. Это монограмма Иисуса Христа: две пересекающиеся буквы: «X» и «Р».
Монета подсказывает, какое событие выбрал Константин как наиболее важное за минувшие десять лет. На реверсе монеты изображен полководец, он стоит на возвышении и обращается к своим солдатам. В его руках скипетр с крестом. Эта сцена возвращает нас на три года назад, когда Константин, получив на берегу Тибра знамение свыше, обратился к солдатам с приказом начертать крест на щитах.
Скипетр с крестом будет постоянно встречаться и на более поздних монетах Константина. Крест над земным шаром — таков выразительный язык образов.
Римский сенат увековечил имя Константина, дав его величественной базилике на Форуме Романум. Она была только что закончена и должна была носить имя прежнего императора Максенция. В ее западном приделе возвели циклопических размеров статую Константина. До сего дня сохранились только ее фрагменты. Высота головы — более двух с половиной метров. Можно себе представить, какое впечатление на зрителя производил образ сидящего на троне императора.
Правая рука Константина, как свидетельствует историк, рассказывавший о создании статуи, сжимала «высокое копье в виде креста». Об этом же говорит и оставленная самим Константином надпись: «Сим спасительным знаменем я вырвал город Рим, спас сенат и народ из-под ярма тиранического господства и восстановил их в прежней свободе и достоинстве». Константин снова и снова возвращается памятью к событиям на берегу Тибра, к битве у Мильвийского моста.
Этот крест-копье стал прообразом лабарума — личного знамени Константина, на котором будут стоять те же две буквы: «X» и «Р».
* * *
Иногда обращение Константина в христианство связывают с 312 годом — годом его знаменитой победы над Максенцием под Римом. Но нс надо забывать, что Константин и в более поздние годы своей жизни был ярым сторонником культа солнца. Воскресенье он иначе не называл, как dies solis (день солнца). Культ «непобедимого Солнца», олицетворенного персидским богом Митрой, был серьезным соперником христианства и пользовался во времена Константина широчайшим распространением во всей Империи. Почитание бога Митры обеспечило Константину огромную популярность у населения всей Империи, как на западе, так и на востоке.
Так что обращение Константина в христианство правильнее связывать с самыми последними годами его жизни. Повторюсь, вся его жизнь была исканием Истины, и я полагаю, что он был честен в этих исканиях.
Объективности ради отметим, что некоторые историки Византии утверждают, будто прагматик Константин никогда не верил в Бога и лишь хитро использовал организационные возможности Церкви для укрепления своей личной власти. Иными словами, он как ловкий политик, решив обмануть и своих современников, и своих потомков, объявил себя искренне верующим, а на самом деле был скептиком в вопросах веры и предпочитал ту религию, из которой можно было извлечь больше пользы.
Сторонников такой точки зрения среди византологов много. Приведем высказывания лишь некоторых. Вот мнение французского историка XIX века В. Дьюри:
«Подобно Бонапарту, старавшемуся примирить церковь и революцию, Константин задался целью заставить жить в мире, один рядом с другим, старый и новый режим, благоприятствуя, однако, последнему. Он понял, в какую сторону шел мир, и помогал этому движению, не ускоряя его. Слава этого государя заключается в том, что он оправдал название, которое начертал на своей триумфальной арке: quietis custos (страж покоя)… Мы попытались проникнуть в глубину души Константина и нашли в ней скорее политику, чем религию».
* * *
Да, подобных скептических высказываний много. Но по сути, они повторяют идею самого, пожалуй, яростного критика Константина — популярного немецкого историка середины XIX века Якоба Буркхардта. Его нападки на первого христианского царя изложены ярким языком и полны утверждений, претендующих на истину в последней инстанции. Так может писать человек, проживший немало времени рядом со своим героем. Работы немецкого историка сильно повлияли на формирование общественного мнения об основателе Византии.
По словам Буркхардта, Константин — это «эгоист в пурпуровом одеянии, который все, что делает и допускает, направляет к возвышению своей собственной власти».
Сочинение Евсевия о Константине (один из главнейших источников жизни и биографии императора) Буркхардт называет «совершенно недостоверным». В своей книге «Время Константина Великого» (Лейпциг, 1898) Буркхардт пишет:
«Часто пытаются проникнуть в религиозное сознание Константина и начертать картину предполагаемых изменений в его религиозных воззрениях. Это совершенно напрасный труд. Относительно гениального человека, которому честолюбие и жажда власти не оставляют спокойного часа, не может быть и речи о христианстве и язычестве… Такой человек по существу совершенно безрелигиозен… Поняв, что в христианстве заключается мировая сила, он воспользовался им именно с этой точки зрения. В этом и состоит самая великая заслуга Константина».
Позволю, однако, не согласиться с господином Буркхардтом. Есть, по крайней мере, весьма серьезный контраргумент, показывающий уязвимость его точки зрения. Многие византологи сходятся во мнении, что во времена Константина христиан и в обществе, и в структурах власти было явное меньшинство. Преобладание сторонников язычества было многократным. Например, профессор В. Болотов считает преобладание язычников в Империи Константина десятикратным. «Всякое представление, — пишет он, — что христиан было более 10 процентов в массе населения, явно рискованно».
Но мог ли Константин как серьезный политик строить свою стратегию, делая ставку на десятую часть населения страны? Причем — часть весьма пассивную, часто не желающую вмешиваться в общественную жизнь? Нет, конечно!
В том-то и состоит гениальность Константина, что он каким-то шестым чувством учуял, что в БУДУЩЕМ, уже после его смерти, христианство станет главным скрепляющим элементом разношерстной и разноплеменной державы.
Но значит ли это, как уверяют многие, что именно политика была причиной личного обращения Константина к христианскому Богу? Сей вопрос для меня так и остается открытым…
* * *
Торжества по случаю своей победы у Мильвийского моста Константин сделал непышными. Его больше занимали дела по устройству нормальной жизни Рима. Шесть лет правления Максенция принесли много зла.
Первым делом Константин преобразовал сенат, превращенный бывшим августом в рассадник интриг и заговоров. Он ввел в сенат глав многих провинций и тем самым подтолкнул его к решению насущных проблем населения.
